В следующие дни Алексей чувствовал, что ему мало Риты. Она говорила с ним, улыбалась ему, но ее было мало. Только в постели, прижимая ее к себе, он наслаждался кратким мигом полноты и баланса, и тут же его выносило из Риты, и снова он начинал ощущать, что ее катастрофически не хватает.

Алексей сдерживал себя – старался не звонить ей днем, не отвлекать от работы пустой болтовней. Она сказала, что все обсудила с Дмитрием, и они мирно расстались, как и полагается цивилизованным людям. И это тоже задело, словно она давала ему представление, как должно произойти их будущее расставание. В то же время Алексей знал, что оно не будет безболезненным, оно будет настолько злым, отчаянным и обидным, что вряд ли он сможет подобрать какие-то «цивилизованные» выражения.

Снова ему вспоминалось, что Рита сравнила его с женщиной, он ловил себя на странной женской неуверенности и отшатывался от себя с ужасом. Никогда раньше Алексею не доводилось быть таким влюбленным, и он не знал, насколько характерно подобное поведение.

Вот его карма. Вовсе не Рита с хохотом, ужимками и оргазмами. А Рита с молчанием, с текучестью, с непрозрачностью. Совсем другая Рита. Рита, которую не понять, не объять, не удержать. Рита, способная вызвать в нем такую бешеную зависимость.

Она весела, доступна, она рядом, она готовит, она целует, она рассталась с дедом Димой. Но лучше было бы ничего не знать о ней, не встречать ее в метро, не доверять ей и не пользоваться ее доверием.

– Что мне делать, Рита? – спросил он все-таки.

– Что? – переспросила она, легла на спину и посмотрела в потолок. – Что ты хочешь делать?

– Я не знаю. Я люблю тебя так сильно, что не чувствую ничего другого, самого себя не чувствую, мира вокруг не чувствую, даже его враждебности…

– Алеша…

– Подожди, я скажу. Меня пугает это. Пугает почище любой трагедии, любой катастрофы. Мне кажется, что это и есть ее приближение, ее стопроцентная гарантия. И я не знаю, что делать…

– Ну, давай в путешествие съездим. В Танжер.

– Ты шутишь?

– Отчего же? Я не знаю, что еще придумать. Меня никто не любил раньше. И особенно не любили те, кого любила я. И я тоже думаю, что рано или поздно, это чувство превратится во что-то мучительное. Или, как ты говоришь, закончится катастрофой. Но я не знаю, как законсервировать. Нет такого рецепта.

– А если поженимся?

– Кому это помогало?

– А я кольцо купил.

– Сам его и носи.

– Так оно с камнем.

– Ладно, кольцо буду я носить. Хотя обычно не ношу, потому что боюсь потерять и огорчиться.

Алексей кивнул: знакомый подход. Ничего не делаем, ничем не рискуем, потому что боимся возможных огорчений, бережем нервные клетки. Что тогда и говорить о связи взрослых людей, переполненных горьким опытом...

– Я сам готов носить – ради твоего спокойствия.

Рита засмеялась.

– Вот теперь хорошо. Давай забудем все эти правила – хорошие мы или плохие, хуже всех или лучше всех, к добру или к худу, мужчины или женщины.

– Что тогда? Просто проживать краткую жизнь в городском трансе? От станции к станции?

– А что еще остается?

– Я хотел бы, по крайней мере, прожить свою с тобой. Или около.

– Тогда заключим новый договор! – сказала Рита.

2013 г.