Шрифт:
Арагорн настолько поразился, что безропотно выполнил указание, и только потом спохватился:
– Откуда ты всё это знаешь?
– Проходил на курсах по этикету.
– Когда? – удивился Арагорн.
– Когда со Светкой встречался, – нехотя ответил Василий.
– Не понял…
– Она в частной школе работала, помнишь? И там как раз этикет преподавала.
– Точно, – коротко ответил Арагорн и замолчал. У них с братом давно сложилось правило: больную тему неудачных прошлых отношений, особенно – серьёзных отношений, не поднимать.
Света была такой темой для Василия. Он не звал её замуж, справедливо считая, что наёмник – не самая подходящая профессия для того, кто хочет создать благополучную счастливую семью. Василий намеревался сделать предложение, как только они с братом бросят это дело.
Света не торопила, ничего не просила и несколько долгих лет терпеливо ждала Василия из бесконечных отъездов.
Не дождалась… Их отряд тогда попал в засаду Народной армии освобождения Колумбии. Повстанцы решили, что наёмников послали их главные враги – парамилитарес, вооружённые формирования, созданные при поддержке государства и богатых животноводческих фермеров ганадэрос специально для борьбы с партизанами. Никакие увещевания, никакие объяснения, вплоть до раскрытия подлинной цели своей миссии – разведки местонахождения новой базы ФАРКа, самой многочисленной вооружённой группировки Колумбии, – не помогли. Ночной побег был отчаянным, заведомо самоубийственным и почти безнадёжным. Продираясь сквозь непроходимые дебри сельвы, под непрестанным огнём упорно преследующих их партизан, отряд потерял сразу двоих. Тяжелораненого брата Арагорн тащил на спине, а отчаянно цепляющийся за ускользающее сознание Василий дал себе зарок, что, если вдруг каким-то чудом они с братом уйдут живыми, то он обязательно сделает Светке предложение – несмотря ни на что. Когда братья вернулись в Москву, Василий почти сразу же отправился к Свете с кольцом и букетом цветов. А знакомую дверь в старой "хрущёвке" ему открыл незнакомый мужчина…– О, бог ты мой, – воскликнул Арагорн, стремясь скорее сменить неловкую тему, и указал на что-то рукой, – Ты только посмотри! Тут как тут!
Василий обернулся и среди толпы репортеров, пропущенных на мероприятие, увидел Жанну.
– Ну, мы ведь именно на это и рассчитывали, – пожал он плечами, усаживаясь на отведённое им с братом почётное место среди членов жюри. – Когда Жанна узнает, в каком качестве мы присутствуем на конкурсе, то обязательно ухватится за эту тему. И, может быть, тогда хоть на время оставит Ахилла.
"Хотелось бы", – подумал про себя Арагорн и переключил внимание на соседей. Разглядывая самых состоятельных людей страны, он вдруг подумал, что почти никто из олигархов ничего не производил – только продавал сырье или удачно перемещал финансы. Неужели на созидании капитал заработать невозможно?..
В зале потух свет; Арагорн откинулся на спинку кресла и приготовился насладиться шоу.
* * * После разыгранной Ильёй ссоры с Агамемноном мирмидоны в следующей битве не участвовали. И это не замедлило самым плачевным образом отразиться на результатах сражения. Видимо, Ян был прав, когда говорил, что Ахилл для армии – своего рода счастливый талисман, что с ним греки воюют с куда большим вдохновением. Угрюмые воины мрачно наливались вином у вечерних костров; лагерь сдержанно гудел, в атмосфере над пляжем витали запахи жареной козлятины, вонь отхожих мест и пораженческие настроения.– Илья, надо бы выйти пообщаться с народом, – заглянул в палатку Ян. – Нет желания?
– Нет, – честно признался Илья, но всё-таки вышел – роль Ахилла обязывала. Подсел к какому-то костру на самой границе лагеря мирмидонов и молча уселся на с готовностью предоставленное ему воинами Ахилла место у огня.
Мирмидоны не стали первыми заговаривать со своим предводителем, но спокойно продолжили прерванную появлением Ильи беседу. Конквестора это более чем устраивало; он даже понадеялся, что вот сейчас ещё помолчит с полчаса и уйдёт обратно в шатёр.
Не вышло. За соседними кострами мрачно пили солдаты, потерпевшие сегодня в битве сокрушительное поражение. И чем больше проходило времени, тем больше пьянели греки, тем злее становились слова и агрессивнее – поведение. И в какой-то момент один упившийся грек выкрикнул:– Будь проклят Ахилл! Из-за него потерпели мы позорное поражение сегодня! Из-за него убиты сотни! Ничтожество, ни в грош жизнь соплеменников не ставящее!
Казалось, притих весь лагерь. Казалось, тысячи глаз обратились на Илью. Конквестор ощутил, как паника крепко стиснула сердца. "Я должен его вызвать. Никто не поймёт, если Ахилл спустил такие слова… Я должен его вызвать! Я не могу отказаться!" Илья нервно сглотнул и стиснул вмиг вспотевшие ладони. Перспектива поединка один на один, на мечах, с опытным противником пугала. "Мужество – это искусство бояться, не подавая виду", – напомнил он себе слова Василия и медленно поднялся на ноги. Колени были слабыми, по позвоночнику струился холод.– Вставай, – умудрился произнести Илья и указал острием ксифоса на выкрикнувшего оскорбления воина.
Пока притихшие солдаты расчищали площадку для поединка, он незаметно достал серебристый контейнер, порадовавшись, что решил держать его при себе, и закинул в рот капсулу с фрейтсом.
Препарат подействовал быстро. Импровизированную арену только закончили расчищать, а Илья уже с изумлением прислушивался к новым, странным ощущениям. Он словно переместился в параллельное измерение, где время текло куда быстрее – или это окружающий мир вдруг замедлился так, что казалось, будто перехватить любое движение не составит никакого труда?
Противник Ильи, пошатываясь, стоял напротив. Кажется, он трезвел – взгляд обрел некоторую осмысленность. Несколько мгновений воин рассматривал Илью, а потом в ужасе икнул – он, наконец, понял, кто вызвал его на поединок. И от страха окончательно протрезвел. Последнее хорошей службы ему не сослужило – ужас просто парализовал воина. Протрезвевший грек настолько боялся Ахилла и был так уверен в своем неминуемом поражении, что вообще не нападал, почти не защищался и следил за Ильёй взглядом мыши, предназначенной для кормления удава. Обезоружить его, пожалуй, смог бы даже человек, вообще не имеющий навыков боя на мечах. "Только зря фрейтс выпил", – с досадой подумал Илья, выбив ксифос из слабой руки трясущегося от ужаса грека. Обезоруженный противник стоял напротив и обречённо ждал смертельного удара. "Какой же я был дурак", – вдруг понял Илья, глядя в глаза дрожавшего перед ним грека. Он так переживал по поводу предстоящих поединков, так боялся перспективы выйти один на один против опытного воина. Братья Петровичи ставили ему удары, отрабатывали с ним блоки, рассказывали о методике и тактиках боя – но совсем не подготовили его к победе. К победе, которая в этом мире означала только одно – убийство поверженного противника Ксифос упирался греку прямо в грудь. "Я играю роль Ахилла, – напоминал себе Илья. – Ахилл убил бы не задумываясь. И я должен!" Из всех разученных в последние дни ударов этот оказался самым сложным – удар по безоружному, сдавшемуся противнику. И Илья просто не смог его нанести. Резко развернулся и, сопровождаемый недоумённым гулом зрителей, загашал к шатру Ахилла. Позже тем вечером в палатку к Илье осторожно заглянул плюгавый остроносый грек с изрядной залысиной и хитрыми прищуренными глазками. "Одиссей", – вспомнил конквестор одну из фотографий, которые показывал ему Ян. Заговорщически оглядевшись, легендарный царь Итаки таинственным шепотом поведал Илье, что в армии стремительно зреет недовольство. Греки уверены, что проиграли последнюю битву из-за того, что с ними не было Ахилла и винят в последнем Агамемнона – если бы царь не разозлил Ахилла, тот был бы с ними, и армия уже захватила бы Трою. Когда эти слухи дошли до Агамемнона, тот впал в ярость; он почти уверен, что Ахилл специально всё так обставил, чтобы скинуть его с трона и самому занять его место…