Илья ощутил, как неприятный холодок пополз вдоль позвоночника. Было совершенно ясно, к чему идёт дело, и так ясно, кто тут значительный и кем ни за что не пожертвуют. Ахилл.

Так и вышло. Предводитель неуклюжей пиратской армады предложил Одиссею остаться самому – уж за царем Итаки, несомненно, вернутся. Тот возразил – Агамемнон не поверит рядовому воину, не пошлет выкуп. А вот слово Одиссея куда весомее. Так что он остаться не может, лучше он лично донесет Агамемнону требование о выкупе. А на борту его пентеконтора есть куда более прославленный воин, которым царь греков не пожертвует ни за что на свете и за которого отдаст любой выкуп…

Илья оглянулся на Яна едва не в панике. Он сильно сомневался, что разозленный Агамемнон пошевелит хоть пальцем, чтобы спасти предводителя мирмидонов; наоборот, обрадуется, как удачно решилась проблема с ненавистным Ахиллом. А, может, он сам и спланировал эту комбинацию – уж очень кстати всё сошлось: и поплыли пентеконторы туда, куда обычно греки не совались, и суда разделились, и пираты так кстати потребовали именитого заложника… Да, наверняка спланировал.

Но неужели всё подстроено от начала до конца? Неужели все остальные сорок семь воинов на судне тоже подкуплены?

Мысли Ильи метались. Что делать? Лодка посреди моря – идеальная ловушка, бежать ему некуда. Вот возьмут его сейчас пираты в плен, не дождутся выкупа – и что дальше?.. Илья во всех красках представил себе несколько перспектив своего будущего, если его сдадут лэйстесам, и это произвело на него отрезвляющий эффект.

– У пиратских суденышек нет ни тарана, ни парусов. Даже абордажных крючьев, чтобы зацепить нас. Нам и стоит-то всего-лишь поставить парус, сесть на весла, и эти корыта ни за что нас не догонят, – повернулся Илья к Яну.

Тот кивнул, не сводя с него пристального взгляда. Смотрел так, словно чего-то ждал.

Одиссей суетливо подскакивал на месте, изогнутый деревянный нос пиратского судна подплывал к борту всё ближе и ближе. Среди солдат прошел недовольный шепоток, и они тоже почему-то стали оглядываться на лже-Ахилла. Илья же наблюдал за приближением неуклюжего корыта лэйстесов словно в оцепенении и только бесцельно сжимал рукоять ксифоса.

Когда нос пиратского судёнышка заскреб по борту пентеконтора, Илья отчетливо услышал позади недовольный вздох Яна. А потом вздрогнул, когда тот вдруг закричал:

– Бей лейстэсов!

Греки дружно, будто только этого и ждали, заорали в ответ и выхватили ксифосы. "Значит, они не подкуплены", – с облегчением подумал Илья.

Ян, тем временем, выскочил на нос пентеконтора, бесцеремонно оттолкнул Одиссея и продолжил выкрикивать команды:

– К веслам по правому борту! Вместе! И – раз! И – раз!

Илья смотрел на Яна – и не узнавал его. Круглолицый, жизнерадостный, улыбчивый конквестор всегда казался ему человеком мягким и добродушным. Но сейчас на носу пентеконтора не было знакомого ему Яна – был собранный, решительный незнакомец, настоящий вожак, который мог вести за собой в битву целую армию и за которым шли не раздумывая.

И за ним шли: греки одиссеевского пентеконтора даже не думали оспаривать приказы внезапно объявившегося командира. Похоже, унизительная перспектива без боя согласиться на наглые условия лейстэсов их и самих не радовала, и потому они послушно налегли на весла, следуя указаниям Яна. Узкий корабль медленно разворачивал высокий резной форштевень в сторону пиратского корыта, практически прижавшегося низким пузатым боком к корме греческого судна.

Лэйстесы не смогли уйти от столкновения – крепкий таран с громким треском вонзился в борт неуклюжего пиратского суденышка, легко сминая и круша тонкую корму.

– Все на весла! – продолжал отдавать команды Ян. – Поднять парус! – Развернулся, сложил руки рупором: – Эй, на другом корабле! Повторяйте за нами!

Илья принялся старательно грести вместе с остальными, с беспокойством оглядывая сцену примитивного морского сражения и обшаривая глазами судно в поисках Одиссея – царя Итаки и след простыл.

Пентеконтор, тем временем, нацелился на следующее пиратское судёнышко. На приземистом корыте противника суетливо задергались, словно лапки у запутавшейся многоножки, весла. Лэйстесы отчаянно пытались уклониться от столкновения – они прекрасно понимали, что их неуклюжую посудину ожидает такая же судьба, как его невезучего товарища, уже исчезающего в морской глубине.

Через несколько минут останки второго пиратского судёнышка затонули в тёмной воде, и оставшимся лэйстесам численное преимущество их кораблей перестало казаться таким уж неоспоримым залогом победы. Неуклюжие корыта один за другим разворачивались и удирали в темноту. Видя их поспешное бегство, греки разразились победными криками. Преследовать пиратов никто не собирался.

Ян спокойно прошествовал на свое место и, как ни в чем ни бывало, взялся за весло.

Именно в этот миг из-под палубы показался Одиссей. Быстро оглянулся, оценивая ситуацию, а потом выдернул меч из ножен, вскинул руку в победном жесте и что-то закричал. Гребцы одарили его мрачными взглядами, и радостный вопль царя Итаки оборвался; Одиссей поспешно вложил ксифос в ножны и уселся за весло.