Маркиза мгновенно замерла и метнула на меня подозрительный взгляд.

Пришлось громко прокашляться и начать ожесточенно черкать в своей схеме, чтобы не испортить сюрприз.

К счастью, через некоторое время она снова расслабилась. Обвела надменным взором старательно скрипящих перьями адептов, которым точно не было никакого дела до ее любопытства. Наконец, опустила взгляд на мои каракули, вчиталась, затем перевернула второй лист и… застыла, как изваяние, потрясенно уставившись на нашедшуюся там картинку.

Собственно, это была даже не картинка… вернее, не только картинка. А если еще вернее, то, скорее, у меня получился не простой отчет о проделанной в Лечебнице работе, а тщательно иллюстрированный доклад на тему вскрытия конкретного трупа. И для того, чтобы он выглядел совсем уж сногсшибательно, я снабдил каждую картинку простенькой, но очень качественной иллюзией, которая придавала изображению объем, глубину и делала его почти живым.

Беда заключалась в том, что создание иллюзий – довольно трудоемкий процесс, требующий предельного сосредоточения на том, что ты хочешь изобразить. Для качественного рисунка нужно в совершенстве знать предмет, ставший основой для работы, изучить его в деталях и, чтобы случайно в вашу иллюзию не вкралась какаято посторонняя мысль, ни в коем случае нельзя отвлекаться. Потому что в противном случае вы, желая показать другу флегматично жующую корову на зеленом лугу, рискуете вместо нее нарисовать свою одноклассницу, мысль о которой крайне не вовремя проскочила в вашей шальной голове…

Ментальная магия, она такая коварная… поэтому нет ничего удивительного, что пару раз… ну ладно, не пару, а немножко больше… мои мысли упорно возвращались к человеку, который стал причиной моего пребывания в секционной. Для юного «светлого» мага, пораженного редкой красотой очаровательной, но строгой маркизы это было бы так естественно! Поэтому, создавая иллюзии лежащего на столе тела, он совершенно случайно наложил на него трепетный образ очаровательной леди. И, будучи очень впечатлительным мальчиком, так же случайно представил ее себе несколько… неодетой. Ну, насколько хватило его богатого воображения. А что? Вполне себе нормальная реакция, разве нет?

Вот только когда потрясенная маркиза узнала в накрытом простыне теле свою собственную фигуру, у нее пропал дар речи.

Когда уже на следующей странице с этого самого тела оказалась откинута простыня, из ее горла вырвался какойто сдавленный стон, больше похожий на гневный рык, который мог бы напугать даже привыкшего ко всему некроманта.

Но когда чуть ниже в отчете появилась целая серия детализированных рисунков, последовательно и очень точно описывающих весь процесс вскрытия, со всеми подробностями, со смаком, с торчащими изпод кожи распиленными ребрами, выпотрошенной грудной клеткой, вздутыми кишками и демонстративно разложенным на столе комплексе внутренних органов, над которым уже застыла рука с зажатым в ней острым скальпелем… леди стало резко не по себе. Потому что при внимательном рассмотрении можно было заметить… и она, несомненно, это увидела… что на каждом из этих рисунков неизменно присутствует одно и то же лицо. Красивое, совершенное, с очаровательной улыбкой на безупречных губах, от которых было просто невозможно оторваться…

Признаться, мне всегда было интересно знать, как себя чувствуют люди, узрев свой собственный труп в такой компрометирующей ситуации. Представляете: смотришь на чужое тело, понимаешь, что оно именно чужое, но потом вдруг, будто по волшебству, его очертания начинают незаметно меняться… руки, бедра, грудь… лицо постепенно плывет, приобретая вполне узнаваемые черты…

Сперва ты просто смотришь на него, не в силах поверить в то, что все это – правда. Но потом в груди холодеет от совершенного правильного осознания. Лицо становится все четче. Реальнее. Ближе. И в какойто момент ты с содроганием понимаешь, что видишь там самого себя. Как будто смотришься в зеркало и с ужасом сознаешь, что это ТЫ лежишь на секционном столе… это ТВОЕ тело разрезано, как свиная туша… и это над ТОБОЙ занесено острое лезвие, хотя ты еще вроде бы дышишь и даже можешь членораздельно говорить…

Жуть, правда?

Но это еще не все. Потому что ниже, старательно привлекая к себе внимание умышленно посаженными кляксами, шли такие же подробные комментарии, в которых то и дело мелькали фразы: «…в процессе вскрытия трупа леди Ракаш(имя старательно зачирикано, но все же читаемо)… неизвестного мужчины… выявились следующие значимые изменения… в кишечнике(очередная жирная клякса, буквально бросающаяся в глаза и тоже подразумевающая некое имя) найдены следующие признаки несомненного старения… в ходе изучения материала сердечной мышцы…(на этот раз имя не видно, но легко угадывается по размерам кляксы) того же неизвестного трупа… обнаружены пораженные жировыми бляшками сосуды, а в печени объекта – несомненные признаки чрезмерного употребления крепких напитков, что привело к ее структурной перестройке и задержке жидкой части крови в брюшной полости…»

И так далее, и тому подобное. Вплоть до вывода о причине смерти, в котором аж дважды… ну, это я просто увлекся… мелькали тщательно заштрихованные места. При одном взгляде на которые становилось предельно ясно, о ком именно шла речь в отчете.

Когда с лица леди Ракаш стремительно сбежала вся краска, а прерывистое дыхание стало похожим на последние вздохи агонизирующей лани, я демонстративно поставил в конце своей схемы жирную точку и бодро спрыгнул с подоконника. После чего с гордостью донес свой исписанный схемами лист и, игнорируя завистливые взгляды со всех сторон, со стуком положил на преподавательский стол.

– Госпожа Ракаш, я ее добил!

– Ччто? – непроизвольно вздрогнула маркиза, пугливо накрыв рукой ледащие перед ней бумаги, и резко подняла голову. – Кого вы добили?!

– Схему, – вежливо улыбнулся я, заставив ее вздрогнуть во второй раз и в панике покоситься на проверочный лист. – Я ее закончил и готов сдать вам на проверку.

Ее расширенные глаза метнулись в сторону отчета, затем на мое невозмутимое лицо.

– Ккакую еще проверку?