В кашне измятом, заткнутым за пояс.

По голове погладь меня рукой,

примись ругать. Обратно шли на поезд.

Грозясь бедой, невыгодой, концом.

Где б ни была – в толпе или в вагоне, –

я все равно найду, уткнусь лицом

в твои, как небо, светлые ладони.

(1941. «Я с поезда»)

Под этим строками почти наверняка можно проставить

точную дату – 16 октября 1941 года. Через день он уже был в

строю войсковой маршевой роты.

Говорят, поэтам подвластно переплавлять беды, крушения,

сердечную горечь в драгоценные слитки. Из такого сплава

рождены крылатые строфы программного стихотворения

Николая Майорова – о себе и о своем поколении:

...Мы были высоки, русоволосы,

Вы в книгах прочитаете, как миф,

о людях, что ушли не долюбив,

не докурив последней папиросы...

И шли вперед, и падали, и, еле

в обмотках грубых ноги волоча,

мы видели, как женщины глядели

на нашего шального трубача...

(1940. «Мы»)

Он и сам был трубачом, ушедшим в бессмертие.

191

Из газеты Томского университета

«Это нужно не мертвым, это нужно живым»

В родном городе Николая Майорова Иваново побывала

М. Балакина. Она встречалась с людьми, знавшими поэта,

посетила дом, где он жил.

Учительница русского языка и литературы, которая вела

класс, где учился Николай Майоров до окончания школы, В.М.

Медведева, вспоминает: «Светловолосый, голубоглазый,

немного неуклюжий мальчик привлекал к себе своим открытым

видом и любознательностью… Очень любил Николай писать

сочинения. Писал обычно очень много и очень ярко,

своеобразно… А однажды в переменку он подошел ко мне, и,

смущаясь, вручил тоненькую голубую тетрадку. Это были его

первые стихи…».

Кончался август. Ветер в груши

Бросал предутреннюю дрожь.

И спелый колос грустно слушал

Как серп жевал сухую рожь.

«Помню, любили мы втроем заходить в книжный магазин,

— вспоминает школьный друг Н. Майорова Владимир

Семенович Жуков . — Костя , любивший пошутить, обращался

с серьезным видом к продавщице: «Скажите, книжка поэта

Николая Майорова еще к вам не поступала?» — чем приводил в

великое смущение Колю.
– Ну как ты можешь, Костя, —

возмущался он, покраснеем…».

А вот как писал в записной книжечке о Н. Майорове

Михаил Кульчицкий, знакомый с ним по Литинституту им.

Горького, по поэтическому семинару: «Майоров — глыба.

Пишет стихи, тяжелые, как камни, которые давят на нас и не

дают нам говорить мелочью стихов».

Началась война…

192

В.С. Жуков рассказывает: «Вещь за вещью извлекались из

сундука – армейские сапоги, гимнастерка, темно-синие галифе.

Меня это крайне удивило. И я помню, сказал ему об этом.

— Ничего удивительного. Время такое! Сейчас и портянки

найду, и портупею, говорил он, а за перегородкой плакала мать.

— Да ты не думай, что вперед глядел. Это все Алексея, ты

же знаешь.

Старший брат Николая, Алексей, летчик-истребитель, был

уже на фронте.

Наконец, все было найдено и надето. Я помог ему

застегнуть портупею. С гражданской жизнью было покончено».

Вольфганг Казак

О творчестве Николая Майорова

«Его стихи отличаются большой страстностью и

утверждением активности в жизни. Данное Майоровым

описание Н. Гоголя, сжигающего рукопись, позволяет

предполагать, что он и сам порой критически относился к

собственным стихам. Сожаление о том, чего не удалось

пережить, и мотив ранней солдатской смерти говорят о

предчувствии Майоровым собственной судьбы. Лирика

Майорова предметна, его язык большей частью жсткий,

немногословный, но, судя даже по немногим уцелевшим

стихам, богатый».

193

Иллюстрации