— Ладно, давай. Газетчик. Хотя чё ты мне жуешь? Я понял, чё ты тут сказать пытаешься — мол, мы тут первыми парнями на деревне привыкли, и от этого красней морковки себе ничего представить не можем. По мелочи нам лажать смысла нет, а наебалово по крупняку нас, великих и ужасных местечковых авторитетов — нам и в голову не поместится. Так?

— Самое оно. Нас просто надо наёбывать, максимально просто.

— При расчёте?

— Ни хера. При расчёте валить надо, а не наёбывать. Главная наёбка — это вообще заставить нас впрячься. О! Только что дошло, прикинь! Знаешь, чё ему надо? Он нам всю эту лажу прогнал только для того, чтобы получить туда проход! А там нас валят, и его люди спокойно делают свои дела! Логично?

— Слушай, вроде не вижу неувязок… И по нам ему кто-то информацию дал уже, чуешь? За мной — народу куча, я могу двадцать человек поднять; ты из-за своих взрывных заморочек понадобился. Только что именно он делать там собрался… А так — логично. Во падла, а?! В десны, сука, целуется с человеком, а сам его под молотки отправляет. Сссука… «Понятия», блядь, «людские отношения»…

— Чё, загонял он тебе насчет всех этих криминальных традиций?

— А то… И плетет-то как по-писаному, хуй где против скажешь, сидишь и умиляешься: ай да Жора! Вот кто знает, как людям жить-то надо!

— Волчара он, вот и весь хер до копейки. Знаешь, Кирюх, я за ихней «людской поняткой» такую хрень заметил: понятка эта правильная вся из себя, без шуток, правильная. Только придумана она для того, чтоб обменять свой базар на твое сало. Хотя сама и правильная.

— Это как так? И сало отмести — и правильная?

— Да вот так. Я, думаешь, знаю? Диалектика, бля. Слушай, Кирюх, мысля пришла. Можешь человека отправить, чтоб он до Веникова слетал?

— На хера?

— У этих, что пришли на неделе, есть фура гражданская и ещё одна машинешка чудная, не военная, не гражданская, из себя вся сложновыебанная. Надо с них эмблемки срисовать, только точно. И все слова записать, какие есть. Пошли человека, только не тупорылого.

— Ты нормально скажи, чё надумал-то?

Ахмет вытащил из кармана трубку с кисетом и задумался.

— Киря, я тебе чё щас скажу — ты не смейся, но мне так кажется. Вот кажется. Никаких доказательств нет и не будет.

— Ладно, не плачь, всё равно буду смеяться.

— Короче, я вот думаю себе — кто и для чего может захотеть попасть на химзавод, и притом достаточно крут, чтоб подписать того же Жорика. Чуешь, тут стопудово «хозяйками» воняет? Причем «хозяйками» из частной конторы. У нас тут все года армейские стоят, так?

— Ну.

— А почему? Думал об этом?

— Да как-то не надо было. Нет, не думал. Кстати, а почему, интересно… Всю эту атомную херь вывезли первым же годом, так? В самом деле, чего они тут столько лет армейских держат…

— Вот и я о том. Ты ж не в городе родился, и на заводе не работал?

— Сам же знаешь — я только после Третьей Чечни сюда.

— Ну, короче, слушай. Вывезли продукцию — и то не всю, а с гулькин хрен, то, что ёбнуть может и чем станции топят. Почему так думаю? А всё вывезти невозможно, Кирюх, поверь на слово. Там столько говна лежит, что обосрать хватит весь шарик на тридцать три раза. Чернобыль покажется курортом, баль-не-о-ло-гическим. И хозяйское командование не может этого не понимать, вот и держит тут армейских. А частнику сюда ой как хочется, есть тут и такое говно, что дороже и золота, и алмазов…

— Ахмет, короче давай, не разжевывай.

— В общем, сдается мне, что какие-то о-о-очень сурьезные частники хотят подрезать у армии контроль за спецзоной. Для этого нужно, чтоб военные обосрались — типа охранять толком не могут, то да се, бардак и воровство. И Жорика подтянули, чтоб он здесь кого-нибудь подписал устроить показательное событие. Точнее, он нас пролечивает, чтобы мы полезли туда — и по-тихому ему не обязательно, я это допёр. Слишком уж он на этот момент упирал, пересолил мальца. Ты заметил, нет?

— Не, погоди. Доведи до конца — пролечил, полезли — что дальше?

— Полезли, залезли. Я бы нас на его месте тут же и положил — смотри, как удобно: начальник гарнизона уже в дерьме — на охраняемый объект проникли грязные аборигены. Вот их трупы, вот трупы «хозяек» — хуй отмажешься.

— Точно. Дохлая хозяйка армейская — у них считается охуенным косяком, это за частников никто не спросит. Косяк и командира гарнизона, и его непосредственного начальства, — согласился Кирюха.