Шрифт:
– Как вы себя чувствуете, ваше величество? – поинтересовался Ральф.
– Не слышу особого сочувствия, Перси! – усмехнулся король. – Проклятый Чамберз, опять пустил мне кровь, будто рана моя недостаточно кровоточила. Как же все жаждут королевской крови!
– Я сожалею, – произнес Перси, так и не сумев придать голосу сочувственную ноту.
– Сожалеете, разумеется, сожалеете… А вы сами не ранены, Перси? А то истечете кровью прямо в моих покоях, а у меня и так достаточно врагов, готовых обвинить меня в кровожадности, а я добр, очень добр, пока… Пока мне не вонзают нож в спину. Как, Перси? Что думаете об этом?
– Я не ранен, но мне вонзили нож в спину по-настоящему много лет назад, и только благодаря божьему промыслу да доброте одной простолюдинки я стою здесь перед вам, ваше величество, – мрачно произнес Ральф.
Король нахмурился. Краски постепенно возвращались на его лицо, природа и гнев брали свое.
– Опять женщины, Перси… И как это произошло?
– Во время французской кампании двадцать третьего года под Руа. Я ничего не помню, кроме того, что очнулся в ее доме.
– Это случилось в бою?
– Нет, ваше величество. Это случилось ночью, когда я спал.
– Кто-то очень желал вашей смерти, Перси. Мы с вами имеем и имели врагов, хотя всего лишь вторые сыновья…
– Да, без врагов трудно жить, – усмехнулся Ральф. – Как и без женщин… которые создают нам их.
– Вы правы… – задумчиво произнес король. – Так вы нашли свою жену?
– Да, ваше величество.
– Счастливый новобрачный…
Он не успел договорить, потому что за дверью послышался шум, и в комнату почти ворвался, но почтительно остановился в дверях внушительного вида человек – Томас Кромвель.
– Ваше величество, – взволнованно заговорил он, окидывая покои тревожным взглядом, слегка задыхаясь от быстрого шага и беспокойства. – Прошу всемилостивейше простить мою дерзость, но до меня дошел слух, что… – он на мгновение замолчал, заметив Перси и пронзив его взглядом маленьких умных глаз, – … что вы ранены. Как, что произошло?
– Чамберз не преминул доложить… – рыкнул король. – Я что, не могу поцарапать руку без вашего участия, Кромвель?
– Как такое могло произойти? Это мятежники? Заговор?
– Бросьте, Кромвель, – король махнул рукой и поморщился от боли, а может, от необходимости объяснять то, что объяснять не желал. – Я пал жертвой ревнивого соперника, и пусть это останется меж нами. Сэр Ральф Перси сумел управиться с несчастным болваном. Но не осуждайте меня, Кромвель, и не судите даму, ведь вы так любите женщин… обхаживаете леди Мэри и вечно спасаете герцогиню Норфолк от жестокости герцога… будьте же великодушны!
Кромвель изумленно уставился на короля, явно не ожидая от него подобных заявлений.
– Ваше величество…
– Что такое?
– Вы недооцениваете своих врагов…
– А кто они, мои враги?
Цепкий взгляд короля заставил Кромвеля отвести глаза и оглянуться на Перси, тот едва удержался, чтобы не подмигнуть лорду-канцлеру. Не потому ли он прибежал, чтобы узнать результаты нападения на короля?
– Оставим этот беспочвенный разговор, – продолжил Генрих, не дожидаясь ответа от смешавшегося Кромвеля. – Что бы то ни было, мы разберемся с этим, но чтоб ни одна живая душа не знала о том, что случилось сегодня вечером. Нам не нужны брожения сейчас, когда в Донкастере договорились о перемирии и на всех площадях Йоркшира провозглашают меня как справедливого короля!
Снова короткий резкий взгляд в сторону лорда-канцлера.
– Поговорим позже, завтра соберем совет. Я устал, и рана мучительна.
Когда Кромвель ушел, король задержал Перси и сказал тихо, явно не желая, чтобы слышали иные уши:
– Если вам что-то еще… случайно… окажется известно о сегодняшних героях, сообщите мне, Перси. Ваш тесть и ваша жена в ваших руках.
Ральф покинул королевские покои и шел в сопровождении слуги по длинному коридору дворца, заметив, как двое свернули в сторону камерного зала – одним из пары был лорд-канцлер, а вторым – белокурый сэр Мармадьюк Скроуп. Кажется, получив хоть и шаткое, но доверие короля, Ральф обрел врага в лице первого, а второй, уверенный в безнаказанности, уже был его врагом.
Установить же ход мыслей короля по поводу произошедшего не представляется вероятным – можно лишь предполагать о его направлении, исходя из событий, что происходили в неспокойной стране в эту первую неделю ноября 1536 года. Лидеры мятежников и королевские генералы Норфолк и Сассекс встретились в Донкастере и договорились о перемирии. Аск и лорд Дарси, вернувшись в Помфрет, распустили восставших по домам. Известие о перемирии позволило Генриху немного расслабиться и показать себя справедливым и снисходительным монархом. В Йоркшир были посланы гонцы с королевским обращением к мятежникам, но вслед им отправились другие, чтобы остановить и вернуть – король сомневался и обдумывал содержание и стиль послания к народу. В то же самое время на рыночных площадях севера уже громогласно зачитывались его слова о том, что все паломники, кроме десяти главарей, будут прощены, и каждый житель взбудораженного Йоркшира повторял это не раз и не два на дню. И вот, когда этот зыбкий полумир-полувойна мог быть нарушен любыми неосторожными действиями и перерасти в гражданскую войну, которая стала бы катастрофой для страны, на Генриха нападают в доме его любовницы. Что это было? Заговор недовольных достижением перемирия? Наивность ревнивого предшественника? Происки французов? Генрих, вероятно, решил, что обнародование покушения, упакованного в столь пикантную обертку, ослабит его позицию справедливого, уважаемого народом монарха. В глазах паломников он был не виновен ни в разрушении монастырей – этим, по их мнению, занимался исключительно кардинал Уолси и поплатился за это. Король был невиновен и в разводе с Екатериной – развод оформил все тот же негодяй Уолси. Он не был виновен и в смерти Томаса Мора и Фишера [127] – их казнили по наущению Анны Болейн, и где ныне ее голова?! Генрих нес на себе – и он знал об этом – ореол короля, окруженного негодяями, которых, как Уолси, как королеву Анну, ждет неминуемое возмездие – по этим же причинам кара ждала и лорд-канцлера Кромвеля, сбивающего короля с верного пути.
127
Фишер, Джон (1469—1535) – епископ Рочестерский, канцлер Кембриджского университета, кардинал. Не признал Акта о Супрематии и был казнен.