– Так поэтому Стас не вернулся сразу же в тот же день, домой? – поняла я.

– Да, и поэтому тоже…

За трассой начинались апельсиновые сады. Виктор повел нас между деревьев, увешанных оранжевыми плодами. Стас сорвал несколько апельсинов и на ходу стал очищать их от кожуры. Вскоре он протянул каждому по очищенному апельсину.

– Мы все проголодались. Ведь два месяца ничего не ели, - улыбаясь, сказал он при этом.

Только тогда я поняла, что больше всего на свете мне хочется есть. Все что у меня оставалось в желудке после вчерашнего ужина на яхте, я успешно выблевала на песок. Поэтому-то мне жутко хотелось заполнить образовавшуюся в животе пустоту. Спасибо Стасу, он будто почувствовал то, в чем я остро нуждалась. Разрывая спелый фрукт на дольки, я с наслаждением высасывала из них сладкий сок. Жить становилось веселей.

Идти мешала трава, росшая между деревьями. Ее отчего-то не косили, и она вымахала, чуть ли не до пояса. Пройдя метров двести, в почти кромешной темноте мы наткнулись на заброшенный дом. Рамы в окнах отсутствовали, крыша тоже прикрывала внутренности дома не везде. Остановившись перед развалинами, Виктор предложил в нем заночевать. Мы остро нуждались в передышке. Кроме того, Стас предложил развести костер и погреться возле него. Конечно, такое решение не являлось безопасным, но холод и усталость заставили его принять. Все согласились, после чего Виктор стал рвать траву на подстилку, а его друг собирать сухие ветки, поломанные старые ящики, всяческие обрывки газет, картона, - все то, что должно было хорошо гореть и попадалось в потемках под руку. В итоге он собрал целую гору горючего материала, по его мнению, достаточную для сжигания в течение всей ночи.

В доме, вернее в том, что от него осталось, мои друзья оборудовали место возле стены под участками крыши с наличием черепицы, разложив там траву. Виктор попробовал балки и убедился, что они держаться крепко. По центру от лежачих мест они разложили костер и снесли кучу веток поближе, так чтобы лишний раз не возникало необходимость вставать и не ходить далеко за ветками. Потом, наконец, Стас поджег костер, который быстро разгорелся и стал постепенно отдавать нам свое тепло.

– Знаете, а мы в детстве часто жгли костры… долго сидели возле них, пекли в углях картошку… - сказал Стас, грустно глядя на языки пламени и слушая треск горящих дров.

– И я любил сидеть у костра… - поддержал своего друга Виктор.

Я промолчала. Мы не жгли костры. У меня было цивилизованное детство. Где в городе, да еще в таком городе, как Рим, можно разжечь костер?! В Риме мы не могли себе этого позволить. Мои знакомые мальчишки выезжали за город, там они проводили лето, кто у дедушек с бабушками, кто у теток. В маленьких провинциальных городках они могли себе позволить такое. Я всегда завидовала им, ведь моя жизнь с дедушкой и бабушкой не отличалась разнообразием.

Вот и тогда, слушая русских, я смотрела на искры, высоко поднимающиеся над костром, слушала треск веток, тихие разговоры мужчин, а сама, молча, радовалась всему, что со мной происходило. Несмотря на опасность всего происходящего, я чувствовала, что живу. Живу, не существую, а именно живу. Даже если со мной в последующем не случится ничего примечательного, то всего того, что я пережила в последние недели, мне хватит на последующие годы.

Мы согрелись. Костер выполнил свое основное предназначение. Теперь уже Виктор сходил за апельсинами и раздал каждому по два. Все сидели, удобно устроившись на траве, чистили апельсины, ели их, и никто не хотел ни о чем говорить.

Я доела свои фрукты и легла. Тепло приятно расслабляло меня. Мои глаза закрывались, но я сопротивлялась и не без труда их вновь открывала. Однако, моя борьба закончилась моим поражением, потому что когда в дом вошли люди, я спала. Когда и как произошло вторжение незнакомцев, я сказать не могу. Меня разбудили голоса незнакомых мне людей.

– Кто вы такие и что тут делаете?! – спросил грубый мужской голос.

– Отдыхаем… - довольно спокойно и с достоинством ответил ему Виктор.

Я с трудом приоткрыла глаза. Вокруг нас стояло пятеро мужчин, скорее всего южных итальянцев. Они были плотного телосложения в черных кожаных куртках. У двоих из них я увидела пистолеты. Трое других держали в руках резиновые дубинки.

– Здесь отдыхать нельзя! Это частные сады синьора Воретти! Откуда вы взялись? – опять спросил тот же мужчина.

– Мы путешествуем и решили заночевать здесь. Если синьор Воретти считает, что мы нанесли ему какой-нибудь ущерб, то я готов ему возместить его.

– Синьор Воретти не занимается такими пустяками. Этим занимаюсь я! И я хочу знать кто вы такие?!

Я поняла, что мужчины не договорятся. Поэтому встряла в разговор, хотя потом пожалела об этом.

– Простите, синьор…?

– Я Винченцо Марко! Слышали обо мне? – перевел взгляд на меня говорящий. – Если не слышали, то сочувствую вам! Потому что люди считают последним делом связываться со мной.

Я сразу все поняла. Мы оказались в руках Ндрангеты - калабрийской мафии! О, Мадонна! Нам только этого не хватало! Вырваться из таких цепких рук нам, скорее всего, не удастся. Среди преступных организаций Италии Ндрангета занимает особое место. В последние десятилетия именно эта организация выходит на первое место по преступной активности и доходам, потеснив сицилийскую мафию, неаполитанскую Каморру и преступную организацию Апулии – «Сакра Корона Унита». Я читала, что по оценкам итальянского агентства по борьбе с организованной преступностью, ежегодный доход Ндрангеты составляет 35 – 40 миллиардов евро, или 3,5% ВВП Италии! При этом «крестные отцы» Калабрии стараются не идти на открытое противостояние с властями и держатся в тени. Это их и спасает от открытой войны.