Уже через пять минут я молодым сайгаком скакал по улице. Меня хватило только на то, чтобы начать оттирать мокрой тряпкой громадное бурое пятно на паркете. Но оно даже не думало исчезать и как будто перемещалось с места на место, словно в сказке про Синюю Бороду. Наверное, нужен был какой-нибудь особый растворитель, а я нашел в ванной лишь кусок мыла и шампунь для секущихся волос. Влетев в свою квартиру, я заперся на все три замка, залпом хватанул стакан виски, а потом долго вымывал кровяные сгустки из-под ногтей. Поздно вечером я вспомнил, что надо позвонить Когану, но дома его не застал. Я сообщил все необходимое его пасынку, который нехотя пообещал проинформировать Бориса Павловича о моем звонке, если в течение ближайших часов попутный ветер принесет его домой.

Я проснулся в восемь утра и, перевернувшись пару раз с боку на бок, понял, что уснуть уже не получится. Примерно та же уверенность возникла у меня перед четвертой попыткой сдать экзамен в ГАИ без взятки. Чтобы как-то убить время, я поехал кататься на велосипеде, глядя, как просыпается город утром воскресного дня, как клыкастые псы на кожаных поводках тащат куда-то своих податливых хозяев, а из некоторых окон еще доносятся отголоски вчерашнего хмельного веселья. А пока я смотрел по сторонам, в полуметре от меня просвистела какая-то тонированная нечисть – я даже не успел рассмотреть ее марку. Возможно, смерть, прежде чем заговорить с нами, сначала посылает такие вот воздушные поцелуи. Но мы их не замечаем, поэтому, когда доходит до разговора, не знаем, что ответить.Около полудня я приехал к моргу Покровской больницы. Еще на практике в школе я трудился в Покровке санитаром и знал, что отсюда до неба немало кругов. Прямо в морге можно было заказать отпевание. Для таинства освободили комнату пять на шесть метров, стены обили вагонкой и бессистемно увешали пречистыми ликами кисти одного из сотрудников морга. Обычно в помещении выставляли сразу два гроба, поэтому, если скорбящих набиралось свыше двух десятков, некоторые слушали батюшку из коридора. У батюшки, бывшего милиционера, был зычный баритон и опухшее лицо, которое он напрасно пытался скрыть за бородой. Он часто путал имена Божьих рабов, даже если пользовался шпаргалкой. Когда он бывал совсем не в форме, за дело брался его молодой сменщик, пришедший к Богу на зоне. Правда, случалось, они вместе уходили в астрал на недельку. «Кто дал им такое право?» – зло вопрошали к небесам родственники покойных.

Двор морга был круглым каменным мешком, где каждый нормальный человек задумывается о том, чтобы немедленно бросить пить и курить. Первым под его своды вошел Серж Невзоров, в прошлом звезда нашего класса, а ныне лысеющий перец с потертым плотоядным лицом. Это лицо притягивало к себе чужие кулаки мистическим образом: казалось, кто-то свыше расставляет на его пути нетрезвых гопников, ищущих разрядки. Зато многим девушкам нравились его озорные глаза и здоровенный а-ля Мик Джаггер рот. После школы Серж увлекся растафарианством, что быстро привело его к внутривенным наркотикам. Парни, с которыми он почитал Джа, вскоре испугались и переломались, а Сержику так и не хватило воли. И хотя он решительно отрицал свою несвободу, диагноз бы написан на его лице не оставляющим сомнений образом. Он был должен половине района, и ходили слухи, что после него из квартир пропадают деньги и ценности.

На Сержике были высокие ботинки «милитари» и штаны цвета хаки, как будто он собирался лично рыть могилу.

– Здорово, ман, – он протянул мне руку и обнял за плечи. Он был возбужден в предвкушении интересного дня и мрачнел только усилием воли. – Блин, такая херня творится. Зверье одно вокруг, одно зверье.

Потом он закурил и рассказал, что недавно сделал веб-дизайн каким-то крутым финнам и неделю куролесил за их счет в Хельсинки. Хотя я не представляю себе финнов, которые доверили бы ему отнести клавиатуру в соседнюю комнату.

Пока он набирал очки в своих глазах, у ворот остановилась «девятка», из которой вышел старший оперуполномоченный уголовного розыска Юра Тихонов и неспешно двинулся к нам. Формы на нем не было, но налет власти чувствовался издалека. Под два метра ростом, короткая стрижка, черный костюм и солнцезащитные очки делали его похожим на киношного супермена. И было трудно представить, что в 1998 году Юра сидел в «Крестах» по подозрению в разбое.

– Здорово, старший оборотень, – приветствовал его Серж. – Как работа с задержанными? Квартиру отремонтировал?

– Сережа, – Тихонов был траурно строг. – То, что ты еще на свободе, это не твоя заслуга, а наша недоработка.

– Недоработка? – вскипел Серж. – Да у меня неделю назад в «шестидесятке» трубу зажали и пятьсот рублей.

– Откуда у тебя пятьсот рублей? – отозвался Юра. – Я в Приморском районе работаю, и у нас беспредела нет. Опускают только зверей. Это положительно нас характеризует.

– А кто Дэна зарезал, в Приморском районе знают? – вмешался я.

– Да непонятно там ни хрена, – Тихонов наконец снял очки, которые глупо выглядели на фоне моросящего дождя. – Ему на трубку редко звонили, и только свои. Здешние опера говорят, что пробивают через барабанов, но пока без толку.

– А они не хотят сначала изучить его знакомых, – сказал я. – Меня, например, вообще никуда не вызывали.

– Меня тоже, – поддакнул Серж. – Следствие сбилось с ног в поисках убийцы.

– Это положительно их характеризует, – буркнул Тихонов.

Пушка на Петропавловке возвестила полдень. Одновременно с ней во двор шагнул Артем Пухов, глава небольшой медицинской фирмы, в последнее время раскручивающий себя как «доктор Пухов – ваш надежный целитель». Он был полной противоположностью брутального Тихонова: метр шестьдесят, с тонкими чертами лица и навороченной прической, словно у парикмахера Зверева.

– Ну что? – Артем Алексеевич вяло пожал всем руки, словно находился при смерти от малярии. Меланхолично-депрессивное состояние было с некоторых пор обычным для Пухова, пока алкоголь не заливал маленькие белесые глазки. После этого он мог прыгать голяком через костры.