— Одного желания здесь недостаточно. Нужно иметь и знания, лишь тогда можно правильно сконструировать планёр. Можно всё это за тебя сделать — рассчитать и вычертить, но от этого мало будет пользы. Если ты сам будешь работать, я тебе помогу, посоветую, разъясню, что не понятно.

Он указал мне книги, которые необходимо прочитать, дал даже свои записи лекций по конструкции и по расчёту прочности самолёта. Я долго изучал всё это и потом уже начал разработку планёра. А когда встречалось что-нибудь непонятное, обращался к Ильюшину.

Ильюшин жил тогда в общежитии Академии воздушного флота с женой и маленькой дочкой Ирой. Комната у них была небольшая, тесная. Когда я приходил туда вечером, Иру уже укладывали спать, и мне было очень неловко, что я их стесняю. Но встречали меня всегда ласково, приветливо.

Ильюшин охотно занимался со мной. Засиживались мы иногда по нескольку часов подряд, часто до поздней ночи. Позже, когда строил самолёт, я обращался за помощью также к Владимиру Сергеевичу Пышнову, который уже в ту пору был специалистом по аэродинамике.

Я часто задаю себе вопрос: был бы я конструктором, если бы тогда, на первых шагах моей работы, мне не помогли Пышнов и Ильюшин? Замечательные люди! Они с утра и до вечера занимались в академии и все-таки находили время помогать мне, хотя я был еще мальчишкой и ничем себя не проявил. Придёшь, бывало, поздно вечером к Пышнову — он сидит, работает, готовит лекции. Но меня выслушает, даст все объяснения, которые нужны, и отпустит только тогда, когда убедится, что мне всё ясно.

Пышнову и Ильюшину я останусь благодарен на всю жизнь. Под их руководством прошёл я настоящую техническую школу.

Когда с помощью Ильюшина я сделал все расчёты и чертежи планёра, передо мной встал вопрос, где и с кем его строить.

Тут я вспомнил свою родную школу и решил: конечно, там можно организовать планёрный кружок и построить планёр.

Я пришёл в школу, и первым, с кем завёл разговор о постройке, был Гуща. Этот худенький и робкий парнишка, с такой смешной фамилией, считался самым горячим «другом воздушного флота», очень настойчивым и трудолюбивым.

Я рассказал ему, за чем пришёл. Гуща серьёзно выслушал и деловито спросил:

— Настоящий планёр-то будем делать или так, дурака валять?

— Конечно, настоящий, — не менее деловито ответил я. — И на планёрные состязания в Крым поедем!

Сказал и поразился своей смелости. Об этом я сам пока лишь втихомолку мечтал.

Но куда ни шло! Вспомнив Анощенко, я по-хозяйски добавил:

— Будешь хорошо работать — и ты поедешь на состязания в Крым.

Гуща недоверчиво усмехнулся:

— Ну, это ты брось! Не может быть.

И хотя он не поверил, что поедет на состязания, но работать начал с большим энтузиазмом. Он и «Александр Павлович» Гришин, который еще учился в школе, стали самыми лучшими моими помощниками.

В планёрный кружок записалось пятнадцать школьников, и работа закипела. После занятий все собирались вместе — строгали, клеили, пилили, заколачивали гвозди. Всё до последней мелочи, необходимой для планёра, мы делали сами, а материал доставали на авиационном заводе. Там нам давали отходы и брак, который не шёл в производство боевых самолётов.

Планёр мы строили в гимнастическом зале школы, и к нам было постоянное паломничество школьников. Многие смеялись над нашей выдумкой, не верили, что у нас что-нибудь выйдет путное. Но большинство школьников нам сочувствовало, особенно, когда стало видно, что получается какой-то аппарат. Правда, пока это было довольно бесформенное сооружение — нагромождение реек, планок и проволоки.

Планёр надо было обтянуть материей. Но тут мы стали перед большим затруднением: всё построили, всего добились, а обтяжку сделать не можем. В кружке состояли только мальчики и шить не умели.

Гуща всё-таки решил сам взяться за это дело. Но нитка не лезла в иголку, а иголка всё время колола ему пальцы.

— Нет, придётся звать девчат, — хмуро проговорил он.

Девочки с радостью согласились помочь, и скоро их умелыми руками обтяжка была сделана.

Хорошо и весело работалось нам по вечерам. Но наступили летние каникулы, и наш кружок стал таять с каждым днём. Ребята уезжали в лагери, в деревню, на дачу. К концу постройки осталось всего только пять человек, но это были настоящие энтузиасты. Нам очень хотелось, чтобы планёр попал на состязания, а времени оставалось мало, и приходилось работать уже целыми ночами.

Наконец, планёр готов и специальной комиссией допущен на состязания.

За два дня до отъезда я принёс Гуще и Гришину командировочные удостоверения на вторые всесоюзные планёрные состязания в Коктебеле.

По дороге в Крым ребята частенько без всякой необходимости вытаскивали кошельки с деньгами. Там лежали их командировочные деньги, первый раз в жизни самостоятельно добытые. Я понимал их гордость: всего лишь год назад сам испытывал то же самое.

И вот, наконец, мы прибыли в Коктебель.