Лео присвистывает:

— Ну и ну! Не сдавайся.

После обличительной речи мне полегчало. Однако большее облегчение приносят слова Лео, в которых надежда:

— А может, вернешься в Нью-Йорк?

Я нервно хихикаю и заставляю себя выговорить имя мужа.

— Энди вряд ли это понравится.

Лео откашливается:

— А, да, конечно. Он ведь… Он родом из тех мест,

— Да, — отвечаю я, и думаю: «Ага, он здесь как рыба в воде».

— А ты объяснила ему, что тебе там душно? — спрашивает Лео. — Что жить где-нибудь за пределами Нью-Йорка это все равно, что пить теплую минералку, в которой весь газ выдохся?

— Ну, не совсем так, — небрежно замечаю я, испытывая комплекс верной жены. Мне всегда казалось, что предательство супружеских интересов в каком-то смысле хуже, чем физическая неверность. Я бы скорее стерпела, если бы Энди потискал другую женщину, но не стерпела бы, если бы он заявил ей, что я, скажем, плоха в постели. Вот и теперь, не смотря на нашу недавнюю ссору, я меняю тон и стараюсь судить как можно объективнее:

— Он здесь по-настоящему счастлив. Работает с отцом — у них семейный бизнес. И к тому же мы купили дом.

— Ну-ка, ну-ка! Поправь меня, если что не так, — начинает Лео. — У вас огромный дом со всякими суперскими наворотами?

— В общем, да, — соглашаюсь я, слегка смущенная намеком на богатство. В конце концов, я согласилась на «суперские навороты». Я сама вполне сознательно выбрала эту жизнь и этого мужчину — Энди.

— М-да, — говорит Лео, словно погружаясь в раздумья.

Я продолжаю оправдываться:

— Его родители и семья не переживут, если мы вернемся в Нью-Йорк.

— Значит, и Марго тоже там? — спрашивает Лео с нотками неудовольствия.

Задетая за живое, я подтверждаю:

— Да. Она перебралась сюда с год назад. У нее скоро будет ребенок, так что поздновато думать о возвращении.

Лео издает какой-то неопределенный звук — нечто среде между смешком и тяжелым вздохом.

— Что? — переспрашиваю я.

— Нет, ничего, — отвечает он.

— Нет, говори, — почти шепчу я.

— Ну разве мы только что не обсуждали это?.. Вернуться ведь никогда не поздно?

Я ощущаю внутри холодок, качаю головой и чувствую себя так, словно меня поимели. И это чувство еще усиливается, когда Лео добавляет:

— Может, тебе полегчает, если ты приедешь и еще пощелкаешь?

— В Нью-Йорк?

— Ну да.

— С тобой?

— Ну да, — повторяет Лео, — со мной.

Затаив дыхание, я кусаю нижнюю губу.

— По-моему, не самый лучший выход… — Голос прерывается, и повисает тяжелая, напряженная пауза.

— Почему? — спрашивает он.

Но он ведь прекрасно знает почему!

— Дай-ка мне подумать. — Я прикрываюсь щитом саркастического лукавства. — Дай подумать… А не потому ли, что я замужем, а ты мой бывший любовник? — И тут благие намерения забыты, и я, не удержавшись, добавляю: — Мой бывший любовник, который исчез в неизвестном направлении много лет назад, и ни слуху, ни духу? Так бы он и не объявился, не столкнись мы с ним на переходе в один прекрасный день!

Жду ответа и переживаю, что сказала слишком много.

Кажется, проходит целая вечность, пока он не произносит мое имя — Элли — так, как произносил когда-то, в самом начале.

— Что? — шепчу я в ответ.

— Мне надо спросить тебя кое о чем…

Я холодею в предчувствии вопроса и спрашиваю сама.

— О чем?

Он откашливается и говорит:

— Марго говорила тебе… что я возвращался?

Мой разум мечется, пытаясь понять, о чем это Лео, и опасаясь самого худшего — оно же самое лучшее.

— Ты возвращался? — еле выдавливаю я — так у меня кружится голова. Я отворачиваюсь от окна. — Когда ты возвращался?

— Примерно года через два после того, — говорит Лео.

— После чего? — спрашиваю я, уже зная ответ.

Именно так он и отвечает:

— После того, как мы расстались…

— И когда ты приходил? — Я лихорадочно пытаюсь восстановить в памяти последовательность событий: значит, это было месяц спустя после того, как мы стали встречаться с Энди; может, даже в тот день, когда мы с ним первый раз переспали — двадцать девятого декабря.

— Не помню точно. Пожалуй, сразу после Рождества.