Зато, кроме обычной компании Фрола, в сражении участвовали и другие мальчишки. В том числе Мешок, Митя Дымченко и конопатый Артемка Горох. А Ибрагимки не было. Он отнекивался от таких игр, ссылаясь на множество дел в лавке у деда…

«Минский полк» наконец заманил противника на поле с фугасом. Фугас был сделан из нескольких картузов орудийного пороха, добытого в известных лишь мальчишкам артиллерийских погребах. Сверху картузы затвердели от старости, но под этой коркой порох был вполне годный.

Заряд был еще перед игрой зарыт в землю и завален всяким мусором и щебенкой. Провода протянуты в ров. Банка-батарея спрятана среди камней. Запыхавшиеся мальчишки с разбега попрыгали с невысокого каменистого обрыва.

— Никому не высовываться! — приказал Фрол (или генерал Тимофеев, или генерал Тимберс — как хотите). Взял в руки провода, встал на камень, выглянул наружу. — Враг приближается… Подпустим ближе… Огонь! — Он пригнулся и свел концы.

На пустыре громко ухнуло. Земля толкнулась. Над головами свистнули камни. Ребята повыскакивали из рва. Над землей стоял высокий дымный столб. От закатных лучей он казался рыжим. В отдалении кричала дурным голосом чья-то перепуганная взрывом коза.

Фрол стал прямо и вытянул шею.

— Генерал Лурмель убит, — строго и сумрачно сказал он. — Это был храбрый противник… — И Фрол приложил два пальца к своей рваной суконной шапке.

— А он по правде убит? — шепотом спросил Савушка.

— Да, — таким же шепотом отозвался Женя Славутский. — Только не сейчас, а давно, не бойся.

Фрол вытащил из-за пазухи пистолет и третий раз разрядил его в воздух (когда только успел зарядить?) Видимо, это был салют по храброму французу Лурмелю.

На этом сражение кончилось. Наши победили, и можно было расходиться по домам. Сразу все поскучнели. Дома всех ждали привычные заботы. А Фрола еще и крики матери, что «опять где-то цельный день болтался, байстрюк окаянный, вместо чтобы матери помочь» и что «вымахала орясина ростом с отца, а все ишшо с ребятишками скачет, как шалая коза с колючкой под хвостом»…

Коля пошел проводить Женю до лестницы, что вела вдоль стены Седьмого бастиона к рынку и Городскому оврагу. Поздно уже было, но сейчас, после недавней боевой горячки, Коля не чувствовал привычных опасений.

Женя тоже был доволен недавним сражением. Вроде бы вовсе мирный по характеру, а сегодня тоже развоевался. Он сказал:

— Хорошо поиграли, да?

— Хорошо. И рвануло здорово. Погромче того раза, на Четвертом… Жень, знаешь что?

— Что?

Коля сказал наполовину дурачась, а наполовину всерьез:

— Когда будем воевать в другой раз, ты возьми свой барабан. Под барабанный марш ходить в атаку не в пример веселее…

Женя принял это всерьез. И всерьез вздохнул:

— У меня уже нет барабана.

— А куда девался?

Женя быстро глянул на Колю и стал смотреть под ноги. Ответил с полуулыбкой:

— Подарил. Вместе с палочками…

— Кому?

Женя искоса взглянул опять.

— Ты не поверишь, наверно… Барабанщику… Тому саму, французскому…

— А! — засмеялся Коля. — Шутишь!

Женя вздохнул снова:

— А вот и не шучу… Я недавно шел из вечерней лавки, Лена посылала за солью, сумерки уже были… Я решил сократить дорогу, проскочить сквозь разбитый дом купца Шагаева. Прыгнул в окно, прошел к другому, смотрю, а он сидит на подоконнике. Я сразу понял, что это он, потому что мальчик вроде нас, но в мундире. Белые ремни крест-накрест и пуговицы в два ряда блестят… А волосы длинные, почти до плеч… Смотрит и молчит, глаза еле видны.. Ну, мне, по правде сказать, слегка страшновато стало…

«Слегка!… — ахнул про себя Коля. — Я бы умер на месте!.. Ох, да это ведь просто сказка. Женька придумывает, будто рисует картину…»

— И что дальше? — спросил он небрежно, хотя по спине уже гуляли сотни колючих мурашек. Бессовестный он, этот Славутский! Нашел время сочинять такие истории!

— Дальше?.. Мы смотрим друг на друга и молчим. Потом он говорит: «Здравствуй… Ты меня не бойся». Я говорю: «Здравствуй… Не нашел еще свой барабан?» Он головой покачал: «Не нашел… Теперь, наверно, никогда не найду. Так и буду маяться до конца времен». И вдруг заплакал. Тихонько так, почти незаметно… Знаешь, мне так жалко его стало… «Посиди здесь, — говорю, — не уходи, я сейчас…» Побежал домой, схватил барабан — и обратно… Прибегаю, а он сидит, ждет. Я ему протянул барабан: «Вот… Может, пригодится? Он не такой большой, как настоящий, зато палочки хорошие…» Видел бы ты, как он обрадовался! Схватил его, надел на плечо поскорее. «Самый подходящий! Спасибо, товарищ! Храни тебя Бог!» Махнул рукой и пропал…

— Как же ты с ним беседовал? — ослабевшим голосом спросил Коля. Не для того, чтобы уличить Славутского, а желая успокоить себя. — Ты не знаешь, французского, а он едва ли говорит по-нашему.

Женя сбил шаг.

— А ведь правда… Я и сам не понимаю, как… Но разговаривали! Вот как мы с тобой сейчас…

Конечно, это была Женькина сказка. Немного печальная и, если бы днем, то очень даже славная. Но сейчас, как всегда при мыслях о темных развалинах, стало Коле тошновато. А Женя, видать, не почуял его страха. Сказал: «Ну, до завтра», и запрыгал вниз по ступеням.