Но в саду уже толпились зеваки. Откуда они взялись, и что они там делали? Драма, в которой я выступал актером, свершилась в мгновение ока: утверждаю, что десяти минут не прошло со времени первого тихого стона жертвы. Люди собрались там заранее, ловушка была расставлена не только в доме, но и в саду.

– Эти слова запишите в точности, господин Преольт, ничего не упустив, – заметил следователь, вынув из папки план местности и разложив его перед собой.

– Где это дерево? – спросил он Мориса.

– Вот тут, – молодой лейтенант пальцем указал нужное место на плане. – С дерева я хорошо видел людей, суетящихся в саду, они уже теснились к окнам близлежащих домов. Меня быстро разглядели в лунном свете, со всех сторон раздались крики: «Смотрите! Вон он! Теперь не уйдет!»

Морис провел рукой по лбу, на котором выступили капли холодного пота.

Реми д'Аркс, сперва проследив путь, проделанный обвиняемым, окинул взглядом весь план, представлявший прямой угол, одной стороной которого была улица Оратуар, а другой – Елисейские поля.

– Надо же! – удивленно воскликнул следователь. – Этот сад прилегает к особняку маркизы д'Орнан.

– Ну и ну! – не сдержался секретарь, про себя подумав: «Вот так они изучают документы! И за что только платят жалованье этим молодчикам?»

Следователь, в котором пробудилось острое любопытство, слушал теперь с удвоенным интересом.

– Спастись! – продолжал Морис. – Кроме отчаянной мысли как-нибудь спастись, мне ничего в голову не приходило. Я был окружен с трех сторон, и взгляд мой обратился к четвертой – я увидел рядом с собой большой дом. На темном фасаде выделялись два освещенных окна, сквозь муслиновые занавески я различил силуэт женщины, опустившейся на колени для молитвы. Два освещенных окна выходили на балкон, на тот же балкон смотрело и третье окошко, которое оказалось открытым...

«Комната Валентины!» – подумал следователь, а наблюдавший за ним секретарь про себя возмутился: «Кажется, эта история его забавляет. На месте обвиняемого я бы попросил стакан подслащенной водички – уж ему бы наверняка не отказали».

– На что я надеялся, – продолжал Морис, – трудно сказать, вероятно, на чувство сострадания, нередко свойственное женщинам. Был шанс при большом везении проскочить через этот дом и выбраться к Елисейским полям. Я осторожно заскользил по ветке, касавшейся стены, и прыгнул на балкон на виду у моих преследователей, толпившихся внизу. Я слышал, как они кричали: «Постучите в дверь большого салона! Пусть кто-нибудь сбегает за угол улицы Оратуар, надо предупредить консьержа! Несите лестницу! Сейчас мы его схватим!»

Я толкнул приоткрытое окошко – через него виден был кабинет – в тот самый момент, когда молодая женщина, перестав молиться, выбежала из спальни, напуганная шумом. Без сомнения она слышала, как на улице выкрикивали слово «убийца» – увидев меня, она ринулась назад с криком ужаса.

Разумеется, посланцы из сада еще не успели обогнуть угол улицы Оратуар, тем не менее дверь комнаты распахнулась, и на пороге показались люди, кричащие «убийца! убийца!»

Женщина, на сострадание которой я так надеялся, указывая на меня пальцем, закричала: «Вот он!» Меня тут же окружили со всех сторон: подоспели и люди из сада, взобравшиеся по лестнице.

Я посмотрел на женщину, которая меня выдала, и сердце мое перестало биться, я смог вымолвить только одно слово: Флоретта!

– Флоретта! – эхом откликнулся следователь, лицо которого сделалось мертвенно-бледным.

– Тут она меня тоже узнала, – продолжал Морис взволнованным голосом, – она выкрикнула мое имя и бросилась мне в объятия.

– В объятия! – ошеломленно повторил Реми д'Аркс. Глаза следователя были опущены, губы стиснуты, но Морис, увлеченный рассказом, не заметил перемены в его лице. Взяв себя в руки, Реми д'Аркс спросил:

– Какое положение занимает в особняке Орнан эта самая Флоретта? Горничная маркизы или мадемуазель де Вилланове?

– Нет, – ответил Морис, – Флоретта – это и есть мадемуазель де Вилланове.

Наступила жуткая тишина. Секретарь, взглянув на собеседников, испуганно вскрикнул:

– Господин следователь, вам плохо?

Реми д'Аркс действительно покачнулся на стуле, но твердым голосом произнес:

– Ничего, со мной все в порядке.

И, сделав над собой страшное усилие, добавил:

– Лейтенант Паже, вы сказали все?

– Все, – ответил Морис, поглощенный своими Чувствами.

– В таком случае, господин Преольт, – с трудом произнес Реми, – прошу вас зачитать обвиняемому протокол допроса.

Поправив пенсне, секретарь принялся собирать свои бумажки, раздумывая над странным поведением следователя. Наконец он приступил к чтению:

«В пятницу, 22 сентября 1838 года, следственным судьей господином Реми д'Арксом был произведен...»