– О делах после! Как говорится, дело делом, заварила старуха бузу с дедом, наложили мучки да хмелю, а потом спали неделю; проснулись, голова трещит, а на печи кот пищит; корова не доена, лошадка не поена, сено не скошено, с кого будет спрошено?

– Непременно, обязательно будет спрошено, – с особенным весом подтвердил Василий.

Матвей Никитич, поняв намек, широко раскрыл зубастый рот и часто заморгал красными глазами. Суханов с затаенным любопытством вплотную рассматривал Кондрашова, стараясь разгадать, почему так боится его Матвей Буянов.

Родион, ожидая чего-то неприятного, глядел исподлобья с виновато застывшей на губах улыбкой.

– С кого полагается, со всех будет спрошено, – часто моргая, хмуро заметил Тарас Маркелович.

– Ве-ер-рна-а! – неожиданно хрипло и громко выкрикнул Буянов. Тяжело дыша, он угрожающе взмахнул в воздухе вилкой, невпопад стал тыкать ею в край сковородки и опрокинул ее.

– Успокойтесь, папаша. Нельзя так, – вмешался Родион.

– Это мне-то нельзя? – Буянов наклонил голову, как рассвирепевший бык, и всем корпусом повернулся к сыну. Он сообразил, что бухгалтер разлюбезной Пелагеюшки подсел к столу не зря. Неуместное вмешательство Родиона подстегнуло его. Всю свою ярость он и обрушил на сына: – Значит, мне, Буянову, нельзя и до сковородки дотронуться? – заговорил он приглушенным голосом, сжимая в костлявом кулаке вилку. – Может, скоро мне и по улице нельзя будет ходить?

– Да перестаньте, папаша! – резко сказал Родион и плотно сжал губы, чтобы унять их дрожь.

– Замолчи! Убью! – Буянов взмахнул вилкой, но тут же почувствовал, что рука его начинает неметь. Вилка, скользнув, со звоном упала на пол. Помутившимися глазами он увидел около своего плеча насмешливое лицо Василия. Тот, словно тисками, сжимал буяновскую побледневшую у кисти руку. Матвей Никитич хотел было пошевелить ею, но она была точно мертвая.

– Так не годится, хозяин, – проговорил Кондрашов, еще крепче сжимая его руку. – Не годится! Сын-то ваш кровный, каяться после будете. А вы, молодой человек, – обращаясь к Родиону, продолжал Василий, – лучше бы не трогали папашу, оставили его.

– Ты хоть руку-то отпусти, – когда скрылась за дверями сиреневая рубаха Родиона, взмолился Буянов. Он даже не почувствовал, что его уже никто не держит.

Василий рассмеялся, наклонившись, поднял с пола вилку и положил ее на стол. Улыбнулся и Тарас Маркелович, оторопевший от несуразной выходки Буянова.

– А рука-то у тебя, как клещи. Железная, что ли? – вяло пошевеливая пальцами, спросил Буянов, ощущая во всем теле слабость. Выплеснув, гнев, он заметно отрезвел.

– Обыкновенная рука, рабочая, – улыбчиво ответил Василий.

– Тебя бы, дурака, этой ручищей да по башке! – уже с уважением посматривая на Василия, проговорил Суханов. Буянова он и прежде не любил, а сейчас опьяневший купец казался ему просто омерзительным. Он глядел на него сумрачно, без насмешки. Не спуская с Василия глаз, вздохнул. «Вот и узнай человека по его очкам да шляпе. А что под этой шляпой?.. Маху ты дал, Тарас. О ладном человеке неладно подумал». И, обратившись к Кондрашову, совсем неожиданно спросил: – Вы говорили, что дело ко мне имеете? Сказывайте, а то поспешить думаю.

– А мы еще и нашего дела не начинали. Не торопись, Тарас Маркелыч, – залпом выпив рюмку коньяка, вмешался Буянов.

– Ты уж сделал одно дело… Сына вон чуть не укокошил. Хлещи еще свое зелье да снова кураж начинай, – сердито покрякивая, отчитывал его Суханов.

– Не на твои пью.

– И не на свои, – отрезал Тарас Маркелович.

Вспыхнуть новой ссоре не дал Василий. Успокоив снова начавшего шуметь Буянова, он без всяких околичностей заявил, что имеет желание поехать работать на Синешиханский прииск в качестве бухгалтера.

Суханова теперь уже тянуло к этому человеку. Он стал рассматривать его пристально и по-таежному пытливо и сторожко. Ему бросился в глаза крутой, резко выпуклый лоб. Нос был крупный, слегка приплюснутый, придававший лицу упрямое и насмешливое выражение.

– Вы ведь, кажется, имеете службу? – спросил Суханов, но в душе уже решил пристроить этого человека на прииске.

– Имел службу, да отказался, – ответил Василий.

Немного отрезвевший Буянов все время прислушивался к их разговору. Самый страшный его враг может на самом деле покинуть службу у Барышниковой. Это было непостижимо! Услышав последние слова Кондрашова, он резко отодвинул бутылку.

Василий с усмешкой следил за выражением лица Буянова, безошибочно угадывая надежду купца, что забудется его долг Барышниковой.

– Отказались от должности? – переспросил Суханов.

– Да. Не по мне дело.

– Правильно! – не утерпел Буянов. Хмелея от нахлынувшего восторга, он выкрикивал: – Да и какое там дело, боже мой! По образованности господину Кондрашову надо не с вонючей рыбой дело иметь, а большим капиталом управлять! И ты, любезный Тарас Маркелыч, – душевно тебе говорю – должен такому человеку предоставить пост соответственный!