где находилась я. Трудно было поверить, что под тонким слоем посеребренного стекла скрывалась обычная бетонная стена. Изумительное правдоподобие изображения порождало желание шагнуть вглубь этого странного мира.

Самое забавное, что я никогда прежде, даже в раннем детстве, не испытывала подобного чувства. Обыденная жизнь, наполненная обыденными действиями и предметами, не располагала к заумным размышлениям. Порой я искала тайну, то в чем-то возвышенном, далеком, а зеркало… оно висело на этой стене еще до моего рождения, я проходила мимо изо дня в день, смотрела в него, росла, менялась, и зеркало послушно отражало перемены, исправно служа мне. Вместе со мной менялась и та, из зеркального мира. Неужели какой-то бездушный физический закон, электромагнитные волны, среды с различным показателем преломления – та дребедень, которую мы проходили не помню в каком классе, создали иллюзорный мир Зазеркалья? Неужели там нет никого и ничего?

Я вновь подошла к стеклу, одновременно с той, что жила за стеклом. Мы обе ощутили холодную плоскость зеркала, и, вероятно, обе почувствовали себя совершенными дурами. Наши мысли были просто смешны. Мы развернулись, и каждая пошла в глубину своей квартиры. Выйдя из поля зрения обитателей Зазеркалья, я обернулась – часть стены, входная

дверь, вешалка для одежды чинно расположились в глубине иллюзорного мира, неотличимые от своих осязаемых двойников. Девушка исчезла. «Интересно, — подумала я, — а она смотрит искоса на опустевшее окно, вспоминает ли обо мне? Или она существует, лишь когда я смотрю в зеркало? Или я и она едины?»

В тот день я больше не думала ни о метаморфозе отмытого до блеска стекла, ни о Зазеркалье. Только значительно позже я поняла, какая важная перемена произошла во мне, как незаметно, но безвозвратно изменилась вся жизнь. Каждодневно я подходила к зеркалам, и стоило мне увидеть собственное отражение, как всплывали в мозгу странные мысли, родившиеся тогда, знойным днем середины июня. Я отмахивалась от них, но они сидели в моей душе занозой. Я пыталась разобраться в происходящем и, как все желавшие постичь непостижимое, провалилась в бездну страшных подозрений и чудовищных открытий, запросто перевернувших мое представление о мире.

Однажды стоя у большого зеркала в прихожей, я размышляла о той, что в упор смотрела на меня. Мне хотелось понять, о чем она думает. Являлись ли раздумья двойника копией моих или это были особые зеркальные мысли? Я долго пыталась вообразить, что могут представлять собой отраженные мысли, но мне не хватало фантазии. Тут-то и

закрались в мою несчастную голову первые подозрения. Почему я, собственно, так уверенна в том, будто девушка из Зазеркалья – мое отражение? Что, если на самом деле, все как раз наоборот? Вдруг реальность находится по ту сторону стекла, а отражение, наделенное не меньшей гордыней, нежели сам человек, самоуверенно считает себя первопричиной загадочного явления? Вот она стоит передо мной – абсолютная копия, равная мне. Мы совершаем одинаковые жесты и обе не можем коснуться друг друга… Но равны ли мы? Я не имею власти над ней. Я не могу заставить ее уйти, измениться, кивнуть, не повторяя этих движений сама. А она? Может быть, она просто не хочет этого? Она смотрится в зеркало, поправляет волосы, одежду, а я как раб повторяю ее движения, утешаясь надуманной свободой выбора?

И тогда я задала себе роковой вопрос, окончательно выбивший почву из-под ног: «Чем я могу доказать реальность своего бытия?». Тем, что, якобы, существую вне связи с зеркалами, и моя память не дробится на отдельные эпизоды созерцания «отражения» между которыми зияет пустота? Тем, что живу в огромном мире, полном неведомого? Но эти робкие попытки оправдаться, доказать свое право на подлинность так легко опровергнуть… Все сколь-либо убедительные доказательства оказываются, по сути, ничего не значившими декларациями, ибо их представляют нам все те же субъективные ощущения, и потому, вне нашего мозга, мир,

если он действительно существует, может быть совершенно иным. Это меня больше всего и насторожило. Абсурдность жизни, заключающаяся в полной невозможности подтвердить ее реальность – разве это норма? Разве такого мира достойны существа, созданные по образу божьему? Нет, только Зазеркалье может жить по таким бредовым законам. И тут возникает дилемма: либо мой мир и я – относительно реальное отражение их действительности, либо он существует только в мозгу фантома-отражения – в моем мозгу. И то и другое не слишком весело…

Итак, вполне вероятно, я живу в мире, которого нет. Я безвольно повторяю поступки той, что смотрит на меня Из-за стекла. Я – ее отражение. Наверное, ее мир полнее, краски в нем ярче, мысли острее, красота совершенней и в нем возможно доказать реальность бытия. А я, либо все мы – жалкие тени, скользящие по кристально-прозрачному стеклу, лишенные воли, бесцельно повторяющие подлинную жизнь, но, вопреки милосердию, наделенные разумом.

Последние дни я много времени проводила перед зеркалом, и мои родные начали подумывать, не влюбилась ли я. Если бы…

Как ни странно, я почти смирилась со своей судьбой, согласилась стать отражением той, что так похожа на меня. Как вдруг очередное «но» разрушило и это хрупкое равновесие.

Теперь я убеждена – вступивший на путь познания, никогда не сумеет удержаться на этой скользкой тропе, он обязательно сорвется и покатится, покатится вниз к новым прозрениям и… безумию.

Окончательно погубил меня бабушкин трельяж. Мама, сестренка и я, запасшись громадным спелым арбузом, отправились в гости к восьмидесятилетней старушке, чье упорство в отставании собственной независимости, приводило маму в отчаянье маму. Бабушка упорно желала жить одна. Мне было совершенно ясно, что никаким арбузом и сладкими речами ее не соблазнить, однако мама в очередной раз решила попробовать уговорить старушку переехать к нам.