– У вас?

– У вас!

– Документы у него есть?

– Нет. Оформляйте как Неизвестного.

– Лаборатория? Приходите к нам. Общий клинический, сахар, суррогаты алкоголя. Общая моча.

– Ептыть, он битый весь, Галя!

– Арефьеву тоже звони.

– Так, вот вам талон. Ну, до скорой «Скорой»! Жизнь – она лотерея!

– Давай вали! И больше не привози нам таких!

– А поцеловать?

– От тебе…

– Ай…Все, девчонки, мы погнали.

– Чего тут у нас?

– Лев Гиршевич, тело в пятой.

– Синяк отбуцканный?

– Угадали. Небось реанимать придется.

– Так какого вы его сюда, а не в реанимацию?

– Мы? Это «Скорая».

– А где «Скорая»?

– Уже уехала.

– Суки! Что это за талон? Кома… неясного генеза… папаверин-дибазол… ну, ребята, это вам выйдет раком. Завтра с утра доложу. Зовите реанимацию.

– Вы посмотрите сначала. Они так не пойдут.

– Надо и мне, как они. Ладно, пошел.

– Чего тут, девочки?

– А вон, посмотрите, Борис Николаевич, кровищи натекло.

– Нэ лублу крови.

– А придется.

– Где он?

– В пятой. Лев Гиршевич смотрит.

– Never and never… Лева, что с клиентом?

– Клиент приваливается к дубу. Давление сбросил.

– Так может, сразу к тебе?

– Ага. И ты рядом ляжешь.

– Договорились. Я ему на ушко пошепчу, раскочегарю.

– Дядя! Очнись! Слышишь меня?

– Ничего он не слышит. В отрубе. Шапку бы хоть сняли, уроды. Как бросили, так и закатили.

– Это у него чего?

– Психиатр потом запишет. Ну-ка, помоги перевернуть.

– Да ну, вертеть его! Он весь в дерьме и… вон, видишь – ползут рядами! Пускай санитар его волохает.

– Девушки! Кликните там Гену!

– Он бикс понес.

– Ну что за дела? Какая срочность на ночь глядя? Давайте перчатки, без перчаток не буду.

– Где клиент?

– В пятой. Погоди, Лора, его смотрят.

– Его-то смотрят, а мне кино не дали досмотреть.

– Вот, Боря, смотри. Тут вот и здесь.

– Ага, вижу. Сейчас отснимем.

– Ты бы его обработал сначала.

– Думаешь?

– Ну.

– Галя! Реанимацию вызвали?

– Так вы ж не просили.

– Епты… сто раз было сказано!

– Не надо так нервничать. Але, это приемное? Анатолий Гаврилович, подойдите к нам. Лев Гиршевич зовет. Он тут стоит, рядом. Лев Гиршевич, возьмите трубочку.

– Зачем? Але. Да. Битый. Кома-два. Восемьдесят на пятьдесят. Не знаю, наверно. Пахнет какой-то химией. Сейчас возьмут. Сейчас свезем. Думаю, черепно-мозговая. Ну так и вызовите, почему все я? В общем, я вас жду!

– Придет?

– Сейчас, разбежался. Выкобенивается, как всегда. Хочет нейрохирурга.

– Звоните, раз хочет.

– Але! Ольга Рашидовна? У нас, похоже, черепно-мозговая. Нет, но пока дойдете, все будет готово. Нет, операционную еще рановато. Вы только гляньте. Да, ЭХО работает. Ну, спасибо, с меня причитается.

– Придет?

– Ольга Рашидовна – не безотказная женщина, но безотказная личность. Нельзя быть такой доброй.

– А чего ей. Ща дырок насверлит – и привет.

– Ну-ну. Дырок. Тебя так трубку снять не допросишься.

– А если поцеловать?

– Я подумаю.

– Гена, паразит, где тебя носит?

– Там заперто было, полчаса стучал.

– Вези клиента из пятой в рентген.

– Боря! Ты с ним закончил?

– Кончаю и поканчиваю.

– А смысл? Ольга Рашидовна все равно разбинтует.

– Он засрет все.

– Давай, Гена, кати.

– Боря, ты что куришь?

– Вот.

– Дай одну.

– Пффф! Пффф!

– Я думаю, девушки, такие клиенты берутся сразу из ничего. Не было – и вот он есть, уже взрослый, битый и в коме.

– Их сыра земля родит.

– Как червей.

– Земля червей не родит.

– Как знать! Ты, Боринька, вообще когда-нибудь видел их, этих микробов? Я не видел.

– И замело всю землю-то.

– Доброй смены!

– Ольга Рашидовна! Целую ножки. Чаю? Ко-о-фэ?

– Нет-нет, ничего не хочу. Снимки уже есть?

– Делают. Пойдемте, как раз проявят.

– Шум-то из-за чего?

– Битая кома.

– Давление держит?

– Пока да. Правда, слабо. Сейчас зарядим растворы.

– Ну что – готово, Валя?