Шрифт:
Минутой позже, серьезный и сдержанный, Артем степенно спускался по лестнице. «Теперь нельзя, чтобы говорили: „Каменюка недисциплинирован“, „Каменюка невоспитан“. Нельзя!»
Повстречался математик Гаршев из первой роты.
— А-а, комсомолец, поздравляю! — и руку пожал.
«Приятно! Капитан-то, Алексей Николаевич, больше всех будет радоваться».
Майор Веденкин, опершись на палку, остановился у окна актового зала. Всматриваясь в шустрые фигурки конькобежцев на катке, он пытался определить, какие роты участвуют в игре. Игра называлась «Борьба за знамя».
«Наверно, самые младшие», — решил, наконец, Виктор Николаевич. В это время на катке прекратили игру, малыши стали поспешно снимать коньки. «Сбор по тревоге», — догадался майор.
Лучи заходящего солнца окрашивали небо причудливыми цветами. Казалось, по синему листу бумаги неумелая детская рука провела беспорядочные яркие мазки, переходящие в нежные тона — от светлозеленого до оранжевого. Солнце ушло за реку. На горизонте засеребрилась узкая полоса.
«Будет хорошая погода», — подумал Веденкин, глядя на эту полосу. Краем глаза он увидел стоящего рядом Артема. Майор знал, чего ждет Артем, и сказал именно то, что надо было мальчику в эту минуту:
— Жаль, нет сегодня Алексея Николаевича, он бы тоже с нами порадовался.
Артем доверчиво улыбнулся. Обычно в присутствии Алексея Николаевича Каменюка сдерживал проявление своих чувств к нему, старался не выдавать их. Но сейчас при упоминании о воспитателе он весь загорелся. Артему очень хотелось поговорить о нем, рассказать что-нибудь такое, что возвысило бы капитана, показало его с самой хорошей стороны.
— Наш капитан в университете марксизма-ленинизма учится! — с гордостью сообщил он.
— Откуда ты знаешь? — спросил Веденкин.
Беседа действительно учился в вечернем университете, но вряд ли говорил об этом ребятам.
— Он книгу Иосифа Виссарионовича Сталина, том третий, на столе в классе оставил, а сам вышел. Я смотрю: на корешке написано «Институт Маркса-Энгельса-Ленина», открыл, а там зачетная книжка нашего капитана. Все пятерки, только одна четверка! Во учится! Забыл, как называется тот предмет, за который четверка — «диа», как-то «диа»…
— Диалектический материализм, — подсказал майор.
— Верно! Вы все знаете! И история ваша есть, — сообщил Артем. — Ребята все обступили меня… Всем понравилось, что история есть… Значит, нашему капитану тоже даты заучивать приходится… А в книжке зачетной благодарность за отличную учебу. Он потому и с нас так требует.
— Имеет право, — сказал Веденкин.
— Имеет! — с гордостью подтвердил Артем.
ГЛАВА XIII
Зорину долго не удавалось найти такого библиотекаря, который был бы не только знатоком книг, но и опытным воспитателем. Наконец ему повезло. На работу в училище приняли Марию Семеновну Гриневу — маленькую белоголовую старушку, в больших роговых очках, в неизменной шелковой кофточке и черной юбке с широкими бретельками. Кофточка всегда была белоснежной и тщательно выглаженной.
Неутомимая, богатая на выдумки, Мария Семеновна то устраивала выставки, то проводила читательские конференции, то мастерила с ребятами монтажи: о пятилетке, о родном городе, о героях труда; затевала переписку с автором новой интересной повести, а если была возможность, приглашала его в училище.
То ли потому, что была она какая-то домашняя, сердечная, то ли потому, что потребность детей в материнском теплом взгляде, участливом слове была огромной, но к Гриневой льнули все ребята.
К ней приходили с письмами, поверяли секреты, прибегали спросить значение непонятного слова, рассказать о споре в классе, о своих обидах и радостях. И она никого не оставляла без внимания и участия. У нее была крохотная комната, примыкающая к читальному залу, где она выслушивала самые сокровенные тайны.
Историю с часами Мария Семеновна в свое время хорошо знала и, как могла, смягчила отношение товарищей к Артему. А позже с такой же готовностью взяла под свою защиту и Геннадия.
Это не было добреньким всепрощением. Мария Семеновна умела и пробрать, кого следовало, и непритворно рассердиться, но все это у нее получалось по-матерински заботливо, она быстро отходила и не забывала потом заступиться, дать добрый совет.
Она стала близкой еще и потому, что потеряла в войну своего единственного сына, героя-артиллериста Федю, и ребята чувствовали, что теперь в каждом из них Мария Семеновна видит своего Федю, старается сделать их похожими на сына.
В последнее время Артем читал запоем: на ходу, пристроившись где-нибудь на подоконнике, если удавалось — на уроках, проявляя при этом редкостную способность распределять внимание между книгой под крышкой парты и объяснением учителя. Книгу отнимали, Артема наказывали, но страсть углублялась. Правду говоря, к ней относились все же терпимо — видели задаток хороших возможностей.
Всего два дня назад Каменюка взял книгу «Как закалялась сталь» и уже возвращал обратно. Читал он лихорадочно, с пересохшим от волнения горлом.