Каменюке все больше нравилось сидеть в кабинете начальника политотдела. Артем чувствовал, что находится сейчас в штабе, откуда, как от сердца, растекается энергия по всему училищу, и ему приятно было, что такой большой командир, перед которым другие стоят вытянувшись, который, как на поле боя, отдает приказания, принимает доклады, кивком головы отпускает людей, просматривает бумаги, звонит по телефону, — что вот такой большой командир разрешил ему, Каменюке, запросто сидеть рядом и в этой кипучей жизни какое-то место отвел и ему. Артем уже был однажды у начальника политотдела, но тогда он чувствовал себя иначе и даже «нюни распустил», чего не мог себе никак простить. Интересно, начнет ли вспоминать полковник о том случае? Артем решил, что тогда он вообще будет отмалчиваться.

Вошла женщина, начала просить полковника принять ее сына в училище. Достала из большой черной сумки бумаги о том, что она жена погибшего Героя Советского Союза, что ее сын хорошо учится в пятом классе, и все приговаривала: «Я вас очень прошу… Он так мечтает о Суворовском училище!»

Зорин, внимательно выслушав ее, развел руками:

— Должен вас огорчить: у нас до первого выпуска из училища приема не будет. Единственное, что я могу посоветовать: наведайтесь к началу учебного года. Возможно, мы кого-нибудь отчислим за лень или недисциплинированность.

— Ну, на это надежда плохая, — печально сказала посетительница, — не думаю, чтобы у вас такие нашлись…

— Бывает, — неопределенно ответил полковник, — редко, но бывает.

И Артем, боясь пошевельнуться и тем самым напомнить о своем присутствии, притаился в кресле. Но посетительница все же посмотрела в его сторону, как ему показалось, подозрительно и, тяжело вздохнув, неохотно ушла.

Наконец, полковник запер дверь своего кабинета, возвратился к столу, прибрал на нем какие-то бумаги, папки и, подойдя к креслу, в котором сидел Артем, спросил так, словно они были век знакомы:

— Ну, как жизнь, Тема?

У Артема вдруг, неожиданно для него самого, задрожали губы.

— Ничего…

Темой его называла только мать. Еще тогда… давно. А здесь все: «Суворовец Каменюка, выйдите из строя», «Каменюка, вам в наряд». Сейчас это обращение, от которого он давно отвык, застигло его врасплох.

Зорин сделал вид, что ничего не заметил, порылся в ящике стола, достал журнал «Пионер».

— Ты этот журнал читал?

— Н-нет, — тихо ответил Артем.

— Вот я тебе его и припас! — искренне радуясь, воскликнул Зорин. — Здесь, в конце журнала, есть объяснение, как сделать самоходное орудие. Любопытное сооружение! Иди сюда, давай вместе посмотрим, потолкуем… — И, сблизив головы, они стали читать описание игрушки, прикидывая, какие материалы понадобятся.

После ухода Артема полковник имел недолгий разговор со Стрепухом. Вчера вечером Стрепух за то, что двое мальчуганов не сразу уснули после отбоя, вывел их в нижнем белье в коридор и заставил долго ползать «по-пластунски» по холодному полу.

— Неужели вы не понимаете, старший лейтенант, — гневно говорил Зорин, — что такими действиями разрушаете за час то, что мы любовно создаем месяцами всем коллективом? Неужели мне надо втолковывать вам прописные истины об уважении к человеческой личности? О том, что большинство наших детей сироты и требуют удвоенной заботы и родительской теплоты? Чего вы хотите добиться такими приемами воспитания?

Красное широкоскулое лицо Стрепуха сохраняло невозмутимое спокойствие. Он поиграл рыжеватыми бровями и сказал уверенно:

— Этих зверенышей надо учить подчиняться с одного слова, а не разводить педагогику!

Зорин едва сдержал себя. Он подошел вплотную к Стрепуху, и, глядя на него так, что тот отвел глаза, спросил раздельно:

— А если я вас буду учить вашими методами? Выведу на лестницу и скажу: «Ползите по-пластунски!»

Стрепух выпрямил грудь, полная шея его побагровела.

— Выполню ваше приказание! — с готовностью ответил он.

Зорин опомнился. Ему стало неловко перед самим собой и за этот разговор, и за свою несдержанность. Давно было ясно, что Стрепуха следует убрать из училища, а пока документы с просьбой о его отчислении неторопливо двигались по каким-то инстанциям, надо оградить детей от этого солдафона.

— Отстраняю вас от работы воспитателя, — сухо произнес Зорин.

— Слушаюсь! Разрешите идти?

История с исчезнувшими часами не переставала мучить Беседу неразрешенным вопросом: «кто же?» Но, обдумывая эту историю, он пришел и к такому полезному выводу: нельзя идти на поводу у событий; воспитатель может добиться успеха только при движении вперед с открытыми глазами. Должна быть система воспитания. Слепые действия от случая к случаю порождают лишь чувство беспомощности и неуверенности.