Дважды приезжала Антонина Васильевна в училище на несколько дней — приласкать своего мальчика, поговорить с ним, разузнать о нем у офицеров: как учится, каков с товарищами, преодолел ли свою вспыльчивость?

Домой она возвращалась со смешанным чувством неудовлетворенности — не договорила чего-то, недоспросила, — и успокоенности: сын был в надежных руках.

В воскресенье после завтрака Володя пошел к морю. Издали он увидел террасу яхт-клуба, украшенную разноцветными флагами, и ускорил шаг, жадно вдыхая морской воздух. Шум прибоя смягчал звуки оркестра. Солнце ласкало море, разбрасывало озорные блики. Легкие яхты, как чайки, скользили по волнам.

У самых перил террасы, среди многочисленных любителей гонок, Володя заметил Валерию. Она была сегодня еще красивее обычного. Белое платье и соломенная шляпа с лентой очень шли ей. Валерия радостно замахала рукой, приглашая его стать рядом.

Володя протиснулся к перилам террасы.

«Здравия желаю», — хотел было произнести он, но спохватился и сказал:

— Добрый день!

— Здравствуйте! — улыбнулась Валерия.

Она стала весело болтать о гонках, о вероятных победителях, о том, как хорошо, что Володя догадался прийти. Он неловко отвечал, презирая себя за робость, связанность, неумение поддержать этот беззаботный разговор.

— А вы были влюблены в кого-нибудь? — вдруг шепотом спросила Валерия и с простодушным любопытством, за которым умело скрывала желание разыграть его, посмотрела на Володю, забавляясь его смущением.

Он не нашел что ответить. Девушка расхохоталась.

— Знаю, знаю, — лукаво сказала она, — уставом не предусмотрено!

Володю неприятно задел ее тон. Нет, ей далеко было до Галинки. Правда, Валерия красива, очень красива, но разве дело только в этом?

Домой они шли вместе. Незаметно наблюдая за Ковалевым, Валерия решила, что он, «конечно, еще ребенок», но мил: широкоплеч, высок, строен, лицо волевое. Ей нравилась эта скованность движений в ее присутствии, нравился взгляд его, горячий и несмелый.

Сам он не решался взять ее под руку, а она, боясь спугнуть его, шла рядом мелкими легкими шажками, ласково поглядывая из-под широких полей шляпы.

Ей казалось забавным вскружить голову этому юнцу и, возвратившись в институт, сказать подруге небрежным тоном: «Представляешь, в меня по уши влюбился один суворовец… Прямо голову потерял!»

И Валерия с довольной улыбкой протянула руку:

— Так до вечера… Заходите за мной часов в восемь — пойдем на танцплощадку.

Когда Володя остался один, им овладели сомнения.

«Зачем мне это? — спрашивал он себя. — Но что здесь такого?! — тут же возражал он. — Пойду потанцую, проведу с ней вечер — и только».

Он промучился до половины восьмого и, наконец, стал одеваться.

Матери Володя не сказал, куда идет. Она молча смотрела, как он заглаживает складку на брюках, обильно поливает одеколоном платок, кладет в карман пачку папирос: баловался, не затягиваясь, — «для взрослости».

«Вот и пришло время, когда не надо спрашивать „Куда ты?“, — подумала Антонина Васильевна и решила: „Ничего не поделаешь!“»

Но материнское чувство обидчиво шептало ей: «Все же мог бы со мной быть откровеннее».

— Я, мамочка, скоро вернусь, — успокаивающе сказал Володя, целуя ее, и опрометью выскочил на крыльцо. Он торопливо закрыл за собой дверь, словно боялся, что мать спросит куда он, и придется отмалчиваться, а солгать ей он не смог бы.

На землю спустились густые сумерки. В городском саду оркестр играл вальс. Звуки долетали, будто покачиваясь на волнах.

Далеко в море виднелись огни парохода. Возвещая о своем прибытии, он протяжно гудел. С высокого крыльца Володя видел, как пароход шел к порту. «Интересно, доехал ли Семен? В училище сейчас пустынно и тихо. А Галинка с Ольгой Тимофеевной, может быть, уехали в деревню…»

И вдруг перед ним с необыкновенной ясностью возник образ Галинки. Она и раньше была с ним все время, каждый день, но сейчас пришло именно то светлое воспоминание, которое принесло успокоение, отодвинуло ненужное и тревожное в сторону.

Володя отчетливо вспомнил последний день, проведенный вместе перед отъездом на каникулы. Вечером они пошли в городской сад, долго бродили глухими аллеями, держась за руки. Наконец вышли на поляну, освещенную луной, и сели на скамейку под отцветшей акацией.

— Ты меня иногда вспоминай, — тихо сказал Володя.

Галинка быстро взглянула на него, хотела что-то ответить, но только опустила глаза. Она в этот вечер была какой-то особенной, сдержанной.

Протянув руку над головой, девушка отломила ветку и медленно стала обрывать листья, беззвучно шепча что-то. Когда последний листок упал к ее ногам, она печально покачала головой, гибким зеленым прутиком задумчиво провела по маленькой, слегка надломленной шрамом верхней губе и надкусила прутик.