Шрифт:
— Он негодяй, насильник... Я пойду... я найду Красную Армию, скажу, что он спрятался здесь. Только ноги поправятся, отдохнут — и побегу.
— Такой хороший человек, и...
— Мама, он ужасный человек. Если б ты только знала, что он делал со мной... Развратный человек... — И она зашептала на ухо Раиме, вся покраснев от стыда...
— Ой, бой, доченька, разве так говорят про мужа?! На то он и муж, чтоб его ублажать... По молодости так говоришь. Подумай, помирись с ним...
Не желая слушать доводов и уговоров, Жаннат вышла.
Ей хотелось плакать. Мать стоит на своем, раны на ногах болят. Физический ужас испытывала молодая женщина при мысли, что придётся идти до погранзаставы пешком. Да есть ли теперь кто-нибудь на заставе?
Всё же утром на рассвете она уйдёт.
Обедали все вместе. На этот раз Хаджи Акбар даже не ворчал, а проявил в некоторой мере любезность. Он пытался грубовато заигрывать с Жаннат, но, встретив отпор, вернулся к своему излюбленному месту у хауза. Он долго беседовал с начавшими появляться к вечеру во дворике какими-то людьми, которых старушка безмолвно пропускала в калитку и так же безмолвно выпускала.
После вечернего намаза старушка снова начала доказывать Жаннат, что Хаджи Акбар — человек хороший.
— Поди к нему! — сказала Раима. — Стели постель.
— И это говоришь ты мне, матушка. Он тебя подговорил.
— Что ж такого... Только дурак встанет между женой и мужем. Он тебе муж.
— Нет.
— А какой хороший человек. Он даже не рассердился на твои слова... Правильно говорится: медная голова у мужчины лучше золотой головы у женщины...
Озноб пробежал по спине молодой женщины.
— Ни за что!
— А какой доброты человек! Смотри!
И Раима, развернув тряпочку, показала дочери золотые монеты.
— Вот эти пять червончиков «суюнчи» он дал, когда приехал... О друг божий! Он сказал: «На, матушка, вот вам подарочек. Только прошу никому не говорить, что я здесь! Никому». Да, да, а вот эти два он подарил мне за то, что я его холила, кормила... А вот ещё десять — новое «суюнчи», чтоб я тебя уговорила, преодолела твоё упорство, доченька.
— Мама! — горя от возмущения, только и могла сказать Жаннат.
— Что ты кричишь «мама, мама!» Ты посмотри, какие они жёлтенькие да гладенькие. Приложи монетку к щёчке... Так и ласкает душу. А как сияют!.. Никогда я не видела золота, доченька, а вот довелось на старости лет. Разве твой отец Хакберды видит такие деньги?! Только серебро видит, да и то са-мую малость... Плюнуть только... А я теперь богата... богата.
И трясущимися руками Раима перебирала жёлтые кружочки, гладила их, и слёзы счастья катились по её щекам, падали на морщинистые иссохшие груди, видневшиеся в прорехе платья.
— Боже! — простонала Жаннат. Ужас, жалость, горе, любовь — всё пере-мешалось в её душе. Но вдруг Жаннат вздрогнула. В неразборчивом лепете беззубой старухи прозвучали слова, мгновенно вызвавшие тревогу.
— Что? Что вы сказали, матушка?
— Такой добрый человек. Я ему сказала... про твои слова: что ты хочешь пойти на заставу... искать красного командира.
— Боже, мама, что вы наделали? Мне надо бежать. Он убьёт меня...
Она вскочила и выбежала во двор. При свете чирага Хаджи Акбар беседовал у хауза с какими-то людьми в чалмах. Стараясь не шуметь, согнувшись, Жаннат скользнула к калитке и открыла её.
— Куда? — Калитку загородил вооруженный человек, и Жаннат почувствовала, что сильные руки держат её за плечи.
Её подтащили к хаузу. Все поднялись и смотрели на неё.
— Крикнешь, — сказал Хаджи Акбар, — конец тебе.
— Вот эта? — спросил один из сидевших на паласе.
— Да, господин Нукрат, — пробормотал Хаджи Акбар, — побежала... какая скорая.
— Что хочешь с ней делать? Она, я слышал, опасная.
— Ты куда побежала, потаскуха?
Жаннат молчала.
— А она красивая! — вдруг вмешался Нукрат. — Такую красивую нельзя убивать...
— Подожди, — заметил другой. Он тоже не спускал глаз со слабо освещённого лица Жаннат, — мы её запрём.
— Правильно, — воскликнул Нукрат, — в нашем положении шум опасен. Вот мы уедем за реку, а тогда, Хаджи Акбар, делай, что хочешь.
И Жаннат заперли в хлев.
Она кинулась к двери и изо всех сил забарабанила в неё кулаками. Молодая женщина стучала и кричала до тех пор, пока не раздался тихий голос Раимы: