Евгений Максимович Горяев заканчивал отдых на Рижском взморье, шла последняя неделя. После отъезда Сандалова ему стало совсем тоскливо, считал дни до отъезда, по вечерам звонил Наташе. Теща, конечно, была жива-здорова, вчера Наташа передала от нее привет, но у него язык не повернулся сказать «спасибо».

Вчера Горяев позвонил к себе на работу. Ответил Семеняк, но разговаривал как-то странно — скованно и даже испуганно, это так не было на него похоже.

— У вас что-нибудь случилось? — спросил Горяев.

— Да нет, ничего особенного… просто трудно без вас, — ответил Семеняк.

А дело было в том, что его телефонный звонок настиг Семеняка в момент, когда он лихорадочно обдумывал, как обезопасить себя в операции, предложенной Гонтарем, и не отказаться от тысячи рублей. Он думал и все время посматривал на часы — вот-вот явится Гонтарь с тем председателем колхоза, который будет платить деньги, — он уже прилетел в Москву.

Семеняк ночь не спал — все думал, как похитрее проделать операцию, чтобы, в случае если проделка раскроется, он смог бы спрятаться за чью-то спину. Еще вчера ему казалось, что лучше всего, сделав бумагу об отпуске колхозу Степового запасной техники, затем отправить её в «Сельхозтехнику», если там пройдет — хорошо, и на них ответственность, а не пройдет — на том и делу конец. Но утром он подумал: а вдруг работники «Сельхозтехники» начнут выяснять, что к чему, и возникнет вопрос — как мог Горяев подписать эту бумагу, если он в отпуске? Значит, подделывать его подпись он не будет. И не станет отсылать бумагу в другие ведомства, она пойдет на свой автосборочный завод… Он знал, что бумага тем скорее незамеченной проскочит через все пороги, если в ней речь будет идти о технике менее значительной, и очень важно, если в бумаге будет сказано, что эти запчасти забирают у завода в связи с образовавшимися там излишками. Для обоснования внеплановой помощи колхозу Семеняк придумал прекрасный ход — стихийное бедствие, скажем пожар, в котором пострадали машины колхоза. Он установил, что на случай стихийных бедствий есть даже специальный резерв техники. А подпишет бумагу замминистра Валечкин. Не он, правда, курирует их главк, но обращение к нему вынужденно, так как курирующий зам в командировке, а дело срочное — колхоз надо выручать из беды. Тем более что будет «играть беду» и сам председатель с его золотой звездой на груди… При этом Семеняк учитывал и то, что Валечкин не был человеком технически грамотным — недаром он зам по общим вопросам… Словом, запудрить ему мозги будет не так уж трудно. А если он бумагу подпишет, с Семеняка будет снята всякая ответственность за предприятие. А почему бы ему и не подписать? Во-первых, стихийное бедствие; во-вторых, бумага направляется на их же завод, где — Семеняк и это выяснил — действительно образовался излишек двигателей. Ну а если потом, обнаружится, что никакого стихийного бедствия не было, Семеняк скажется жертвой обмана со стороны председателя колхоза, такого знатного человека, что у Семеняка и мысли не было проверять его слова.

Дверь распахнулась, и Гонтарь впереди себя пропустил в кабинет председателя колхоза Степового. Он небрежно поздоровался с Семеняком и, садясь, глянул на него такими злыми глазами, что тому стало жутковато.

— Готова бумажка? — спросил Гонтарь.

— Все очень сложно… — начал набивать себе цену Семеняк, избегая расширившихся глаз приятеля.

— Ты же вчера… — задохнулся Гонтарь.

— Все сложнее, чем я думал, — обратился Семеняк к Степовому. — Если выйдет, то только двигатели…

Председатель колхоза со злым прищуром посмотрел на них поочередно, приглаживая ладонью рыжие волосы:

— Это забота уже ваша. Двигатели беру. А пока что нужен номер в гостинице, чтобы переночевать, обратный билет я уже взял на завтра. — Степовой прекрасно понимал, с кем он имеет дело, и решил не церемониться с ними.

Семеняк мгновенно по телефону отдал кому-то распоряжение зарезервировать номер в гостинице «Россия» для Героя Социалистического Труда товарища Степового. Положив трубку, сказал:

— Я все-таки сделаю для вас все, что смогу.

— В гостиницу можно ехать? — встал Степовой.

— Да, конечно. Скажете — бронь нашего министерства.

— Звоните, когда будет дело, — сказал Степовой и вышел из кабинета.

Степовой размашисто шел по шумной улице мимо занимавшего целый квартал здания Комитета госбезопасности. Вспомнив, чт онаходится в этом доме, он вслух выругался: черт-те что происходит на белом свете — рядом с таким учреждением два бесстрашных жулика торгуют государственным добром. Но ты-то, товарищ Степовой, не делай-ка вид, будто ты всего лишь покупатель. Почему бы тебе не зайти в этот дом и не рассказать о жуликах? Не отвечая самому себе, он непроизвольно прибавил шагу. И ему было еще острей стыдно от позвякивания золотой звездочки на груди. Однако возмущения собой не было, разве что досада на то, что ему приходится ловчить, придумывать какие-то обходы законов и инструкций, отыскивать лазейки, и все только для того, чтобы сделать полезное и крайне необходимое колхозу. Вот и теперь он будет платить явным жуликам бешеные деньги: взятые из колхозной кассы якобы на художественное оформление центрального поселка, но за это он к уборочной будет обеспечен исправным автотранспортом; в прошлом году стояла на приколе почти треть автомашин, и это стоило колхозу куда больших денег, чем сегодняшняя плата… Так успокаивал он свою совесть, и все ж покалывала она, но теперь только при мысли, что там, дома, сосед его и друг и тоже председатель колхоза Павел Иванович Погребняк опять будет называть его нехорошим словом «комбинатор», сам-то он праведник. Но тут же вспоминалось, что люди из колхоза Погребняка завидуют его людям, а специалисты оттуда бегут к нему…

…В это время два жулика говорили о Степовом.

— Сапог кирзовый, а палец в рот не клади, — задумчиво сказал Семеняк. — А ты давал ему характеристику другую — мол, веселый миллионер. Что-то ничего веселого не видно, волком смотрит. Как бы он нас не заложил?..

— Труса празднуешь? Зачем тебе палец ему в рот класть? Ты давай ему бумажку, получи свою половину в рублях, и с тобой все разговоры… — Гонтарь злился, говорил от этого быстрее и менее разборчиво, губы его большого рта словно не поспевали за словами.

— Ладно, посиди здесь, — решительно встал Семеняк. — Я пойду к замминистра, если он бумагу подпишет, заказывай музыку, нет — прости-прощай. Жди меня, и я вернусь…

Семеняк вернулся в свой кабинет, прошел к сейфу и спрятал в него бумажку. Гонтарь следил за ним настороженно:

— Подписал?

— Подписать-то подписал, — садясь за стол, ответил Семеняк. — Но сказал, что потом потребует визу на бумажку моего начальника.

— Ну и что? — Гонтарь не хотел вдаваться во все эти службистские премудрости. — Бумага-то с толком? Под пустое Степовой денег нам не отвалит.