Шрифт:
— Я хотел встретиться с вами, чтобы поговорить об одном деле, которое вы должны знать. Это касается Бонди…
— Меня больше интересует Гертнер, — вежливо перебил капитан, — Гертнер с его мюзиклом.
— Он не имеет к Зузане никакого отношения, — махнул я рукой, — просто этот бедолага слишком занесся. Если вы слышали, что Зузана обещала ему протолкнуть его мюзикл в карлинский театр, так это…
— Почему же вы этому не верите? — спросил капитан.
— Мгм, — иронически отозвался я, — а если бы она не сдержала слова, Том бы, наверное, стер ее в порошок на страницах «Подружки», да?
— А разве нет?
— Конечно, нет! Потому что если они о чем-нибудь таком когда и говорили, так оба должны были понимать, что у Томаша нигде, кроме «Подружки», и строчки не возьмут — не то что мюзикл!
— Ага, — сказал капитан, — какое счастье, что вы, Друзья из Врбова, так хорошо знаете друг друга.
— Я хотел-о Бонди…
— Бонди меня не интересует, — покачал головой капитан, — продолжайте-ка ваш рассказ.
— О мюзикле?
— Ну, о вас, врбовских сиротках.
— Так нас всегда называл Бонди, — нахмурился я.
— Я в курсе, — сказал капитан, — разговаривал с Гуго. Причем недавно.
— Значит, вас абсолютно не интересует, что я хотел вам о нем рассказать?
— Абсолютно, — ответил капитан.
— Ладно, не стану навязываться. Но что бы вам ни наговорили, учтите — если бы даже Зузана вознамерилась помочь ему, то она не была настолько сумасшедшей, чтобы не понять, что претворить это свое намерение в жизнь она не сможет.
— Да что вы? — сказал капитан Грешный. — А может, ей это было очень важно? Чтобы «Подружка» писала о ней лучше.
— Не волнуйтесь, — усмехнулся я, — у Томаша тоже есть голова на плечах. Если бы «Подружка» всю свою критику сосредоточила только на Зузане, то он бы в момент вылетел. Я немного знаю эту редакцию.
— Вы все время пытаетесь играть в детектива. Я вас просто спрашиваю, а вы тут же начинаете додумывать или заниматься дедукцией, — улыбаясь, сказал капитан, — решите еще, что я подозреваю Гертнера.
— А разве нет?
— Вы будете удивлены, — продолжал капитан, — но, представьте себе, он уточнил нам время убийства. Правда, только сегодня, и по нему было заметно, что особой охоты говорить у него нет либо же он очень напуган.
— Как это?
— Он оказался последним, кто разговаривал с Черной. В половине девятого. Он ждал в «Ротонде» такси, когда та позвонила. Она разыскивала Колду и попросила Гертнера, чтобы к ней приехал хотя бы он. Она, мол, боится.
— А Томаш все это не выдумал?
— Нет, — сказал капитан, — этот разговор слышал и Бубеничек. И все подтвердил.
— Так почему же Гертнер не поехал к Зузане?
— Потому что спешил на репетицию мюзикла. Не успел он положить трубку, как подъехало такси. И чтобы вы не сомневались в нашей тщательности, могу добавить; что мы нашли и таксиста. Гертнер не солгал. Так что мы теперь точно знаем, что убийство произошло между половиной девятого и девятью. Застал я вас врасплох с этой новостью, правда?
Нет, врасплох он меня не застал, и уж если бы мы устроили с ним аукцион сюрпризов, то кое-что было бы для него припасено и у меня: «А вы знаете, где ночевала вчера ваша дочь?»
36
— Ты больше не сердишься?
— Нет, — сказал я, — не сержусь.
Яна заказала вино, а я сок.
— Папа и вправду добрый.
— Конечно, — сказал я, — но пойми, для меня это был шок. Что ты… что он…
— Плевать, — перебила меня Яна, — я все равно ему этого пока рассказывать не буду.
— Пока? — усмехнулся я. — Уж пожалуйста, будь добра, никогда ему об этом не рассказывай.
— Посмотрим, — улыбнулась она, — мы еще посмотрим, как у нас с тобой все сложится.
— Как будто у нас с тобой уже что-то сложилось, — с иронией заметил я, — прошлой ночью…
— Погоди, Честмир, а взаимная симпатия? — не сдавалась веснушчатая девица.