— Не велика премудрость такого-то вертопраха разглядеть. Служить начал, да тут же и бросил. Привалило счастье поручику за одно то, что известие о Рымнике в Петербург привез, полковничий чин получить. Никогда не разбирался в придворных играх и разбираться не хочу. Ему бы после Такого-то незаслуженного отличия в деле себя показать, перед товарищами оправдаться — куда! Скорей опять в столицу. Тут-то поудобнее будет да и к милостям царским поближе.

— Не всем же вояками быть, Александр Васильевич. Дело военное, как ни говори, тоже таланта требует.

— Совести, матушка, совести прежде всего. Себя не жалеть. За спины товарищей не прятаться. Солдата беречь, чтобы лишней кровушки не проливать. Какой уж тут талант!

— Но и вертопрахом ты Николая Александровича зря окрестил, фельдмаршал. Ничего-то граф не промотал, по ветру не пустил. В легкомыслии тоже ни в каком не замечен.

— Ох, матушка, все-то ты меня провоцируешь, все на правду толкаешь, а там, неровен час, сердиться начнешь. На что тебе, государыня?

— Нет уж, Александр Васильевич, ты до конца выскажись, до самого донышка. Мне не только дочь твоя дорога, но и ты сам куда как нужен. Всю жизнь, припомни, Наташа у тебя в голове. Без семьи, без матери девушке расти куда как трудно. Тепла ей надо, ласки человеческой, а ты на одних письмах ее всю жизнь держишь. Сам увидишь, спокойнее тебе станет, как замужем-то Наталья Александровна наша окажется. Сама себе хозяйка, да и опасностей, о которых у тебя голова болит, не останется. Глядишь, внуки пойдут — тебя порадуют.

— Хорошо говоришь, государыня. Ты у нас Златоуст известный. Только опять тебе отвечу. Во–первых, граф-то это однодневный, свежеиспеченный, а то и недопечённый. Не от родителей честь его идет. А сам как есть дворянчик мелкого разбору. О том доведаться успел. Правда, много у нас таких на свет появляется, хоть тех же Разумовских взять, ну да не о том речь.

— Ох и строг ты, фельдмаршал!

— Не суди строго сама, государыня. Ты государством, державой все распоряжаешься, я — войсками. Один к одному выходит. Ничего не промотал твой граф, говоришь. А что ему мотать-то было? Какие такие у него богатства — наследственные али нажитые? Вот когда до жениного приданого доберется — тогда и судить можно будет, а так — одни разговоры пустые.

— Насиловать тебя, Александр Васильевич, не стану, а мои резоны ты тоже во внимание прими. Наташе жених по сердцу ли?

— Сказал, государыня, с девки какой спрос.

— Есть, есть спрос, Александр Васильевич. Вон тебе батюшка твой невесту по своему разумению подобрал, а не заладилась у вас семья. Поди, лучше бы было, кабы ты сам к будущей супруге присмотрелся.

— Мне Варюта по сердцу пришлась. Я бы с ней всю жизнь чин чином прожил, батюшку только благодарил.

— Нехорошо прошлое ворошить, но ведь она-то, видно, иначе думала.

— Что ж, матушка, по–твоему царские смотрины было устраивать, с каждой девицей по отдельности сговариваться, что ли? С кем поп повенчал, с тем и жить следует по–божески, по молитве и заповедям. А так если каждый волю свою да удовольствие творить станет, ни порядку в твоем государстве, ни семей крепких не останется. Знаешь ли, государыня, что я среди своих крепостных холостых парней не держу?

— А что ты с ними делаешь?

— Как в возраст войдет, в город отпускаю невесту искать. А то и так случалось, когда много недорослей наберется, телегу девок из города привезу — разбирайте, с кем под венец идти.

— Так насильно никого не венчаешь?

— Зачем же? Им жить — им и выбирать.

— Вот и дочери также позволь. Как крестьянам своим. По–человечески. Двадцать лет уже девице. Ждать-то чего собрался?

— Пусть хоть до тридцати в девках сидит, лишь бы счастливо жизнь свою устроила. Торопиться ей некуда.

— Ты так думаешь — не она. Ей-то уже и перед подругами стыд. Не бедна, собой хороша, а все выходит — как в поле обсевок.

— И что ты за меня, государыня, так крепко взялась, в толк не возьму. И Суворочка моя ревмя ревет — за графа просит.

— Видишь, видишь, Александр Васильевич! А какую бы мы ей свадьбу при дворе сыграли! Красная Горка скоро — в самый бы раз пришлось!

— А вот другой граф, что на княжне Вяземской женился, не больно-то хорошим хозяином оказался. Слыхал, за винные откупа берется, а все без толку.

— Ну, не суди строго, Александр Васильевич. Там и теща может немало присоветовать — нрав у княгини крутой. Всю жизнь не то что мужем, целым министерством вертела. А здесь разве ты что подскажешь. Графы Зубовы на тебя только что не Богу молятся.

— Богомольцы какие выискались!

— Да не дуйся ты, Александр Васильевич, не дуйся. Счастье ведь оно от Господа Бога — его ни рассчитать, ни сложить нам не дано. Благослови молодых, а там да будет на все Его святая воля.

Петербург. Зимний дворец. Будуар Екатерины II. Екатерина, П. А. Зубов, В. Лебрен.

— Что вы так торопитесь с браками своих внуков, ваше величество? Дети, положительные дети в четырнадцать–пятнадцать лет, и вы так спешно ведете их под венец. Да я и не вижу особых политических расчетов в этих скоропалительных браках.