— Однако без особого успеха.

— Но почему же?

— Потому что никакой благодарности, тем паче назначения особо выгодного не получил.

— Но двор не забыл его, раз последовало нынешнее назначение.

— Счастье господина Лабзина именно в том, что двор о нем совершенно забыл. Иначе государь император ни за что не простил бы ему пиитических восторгов в честь покойной императрицы. Чем же занимался он все это время?

— Николай Александрович, вы запамятовали, что я не любитель подобных сплетен. Могу сказать лишь о том, что сам достоверно узнал. А знаю я, и тоже не первый год, супругу Александра Федоровича, предостойнейшую и всяческого восхищения достойную Анну Евдокимовну.

— Ведь за Лабзиным она вторым браком и сравнительно недавно.

— Недавно и притом Анна Евдокимовна на десять лет Александра Федоровича старше. Отец ее был связав с семейством Воронцовых, особливо с младшим братом княгини Дашковой — Семеном Романовичем. Воронцовы Анну Евдокимовну очень привечали и тогда, когда она с супругом своим первым в доме Михайлы Матвеевича Хераскова поселилась. Супруг ее, Карамышев, большим специалистом по горнорудному делу был.

— Карамышев! Да как же мне его не знать! И Анну Евдокимовну мне видеть доводилось. Тихая она была, неприметная и все больше Ивану Ивановичу Хемницеру, чем мне, благоволила. Любопытно, изменилась ли?

— Изменилась, Николай Александрович, очень изменилась. Нынче это особа пожилая, в каждом смысле достойная. Иной раз Александр Федорович младшим братом ее смотрится.

— Или сыном?

— Разве что потому, что Анна Евдокимовна частенько супруга наставляет, от опрометчивости удерживает.

— Да, к жизни светской она никогда не прилежала.

— А уж нынче тем более, потому ее одну в собрания ложи допускают.

— Так ведь запрет есть на присутствие дам.

— А для Анны Евдокимовны исключение сделано. Большим уважением она у всех мартинистов пользуется.

— И они давно поженились?

— Еще в 1794 году.

— Ну, это совсем недавно. Я полагаю, стоит потолковать и с Анной Евдокимовной, чтобы она подсказала своему супругу идею вашего назначения.

— Николай Александрович, прошу вас не прибегать к подобным методам — они унизительны.

— А разве существуют другие для занятия должностей в государственных учреждениях?

Петербург. Васильевский остров. Дом Д. Г. Левицкого. Д. Г. Левицкий, А. Ф. Лабзин.

— Вы не были на последнем заседании ложи, Дмитрий Григорьевич, так позволил взять на себя смелость побеспокоить вас: не захворали ли?

— Настасье Яковлевне моей недужится, Александр Федорович. Не захотел ее дома на Агапыча одного оставлять.

— Дохтур был?

— Был. Чахотки опасается.

— Вот уж не дай Господь! Да с чего бы? На здоровье Настасья Яковлевна, сколько мне от Анны Евдокимовны известно, никогда не жаловалась, все за вас опасалась — не перетрудились бы, огорчений каких не испытали.

— Да, послал мне Господь в лице супруги моей подлинное благословение. Сколько лет мы уж вместе, а слова резкого от нее не слышал — все шуткой да лаской. О доме заботится, теперь внуков выхаживает. Вот только случилось — простыла, от нашей Агаши ворочаючись. Кашель забил. Дохтур и стал опасаться.

— Я Анне Евдокимовне скажу, чтобы приехала. Может, снадобий каких потребуется, трав, варений — у нас их полон дом. Анна Евдокимовна иной знахарки не хуже лечить умеет, а о вас с Настасьей Яковлевной, сами знаете, всегда сердцем болеет.

— Благодарю вас, Александр Федорович, только себя не утруждайте. Мало у вас дел академических да и по ложе.

— Так и вас, Дмитрий Григорьевич, я, чай, не в гостиной застал — в мастерской. Вижу — портрет новый. Никак графини Протасовой–старшей.

— Ее и есть. Анны Степановны.

— Чудны дела твои, Господа! Ведь столько вы от покойной императрицы претерпели, от Большого двора и вовсе отстранены были, а тут самое что ни на есть доверенное лицо государыня и вашей кисти портрет иметь пожелала. Так сама к вам и обратилась?

— Почти. Но все же без протекции не обошлось. Представлен-то я графине давным–давно был, но к услугам моим она и вправду не прибегала.

— Помнится, Протасова не так просто ко двору государыни попала, кто-то из людей случая присоветовал.

— Так и есть. Анна Степановна двоюродной племянницей графу Григорию Григорьевичу Орлову приходится. Он племянницу во дворец и ввел.

— А когда его «случай» кончился?

— Тогда уже Анна Степановна необходимой императрице сделалась. Покойная государыня без нее никуда. И в карты играть, и за столом, и в беседе с самыми доверенными лицами.