между своими и чужими. Анжело держался вежливо и дружелюбно, но для него

Томми был просто очередным ребенком, прибившимся к номеру. Помимо

нескольких минут уроков шла тяжелая кропотливая гимнастика: работа на

параллельных брусьях, которые держал для него отец; часы бесконечных

простых кувырков; обучение владеть своим телом под любым углом, переворачиваться и менять руки в любой точке кача, безопасно падать в сетку.

Постепенно сумбурные минуты три-четыре раза в неделю превратились в

полноценные тренировки. Закончив ежедневную утреннюю разминку, Папаша

Тони и Анжело надевали свитера и уходили. Марио подавал знак, и Томми

карабкался на аппарат.

Довольно скоро мальчик начал проявлять нетерпение – он жаждал настоящего

полета. Раскачивания на одиночной трапеции, перемежающиеся падениями в

сетку и маневрами на перекладине, не сильно отличались от упражнений на

воздушной лестнице в десяти футах от земли. Но когда Томми сунулся с этим

вопросом к Марио, тот живо его срезал.

– Никаких полетов, пока я не почувствую, что ты готов. Сказано же было, придержи коней.

Однако прошла неделя или чуть больше, и где-то в Арканзасе (Томми никогда не

запоминал названия городов) Марио позвал его, когда Анжело еще был на

аппарате. Томми медлил, но Марио настоял, и мальчик послушался.

– А теперь смотри внимательно.

Марио подтянулся, сел в трапецию, как на качели, потом соскользнул спиной

назад, держась только руками и опираясь лодыжками – всему этому он уже

научил Томми. Когда Анжело, раскачиваясь, достиг крайней точки, Марио

отпустил перекладину и упал навстречу ему, без видимых усилий сцепившись с

ним руками. Секунду они так и летели. Потом Марио возвратился на мостик и

повернулся к Томми.

– Как считаешь, получится у тебя сегодня такое?

Томми распирало возбуждение.

– А можно?

– Вот это мы сейчас и проверим. А то приклеишься к своей перекладине, отдирать

придется.

Анжело нырнул в сетку, и Томми издал тихий разочарованный звук.

– Ничего, я буду тебя ловить, – сказал Марио. – Не тратить же на тебя время

Анжело.

– Ты тоже ловишь?

– Иногда. Папаша Тони уверен, что мы должны уметь все. Я начинал ловитором, а

мой младший брат, Джонни, летал, потому что я был выше. Только ему нравилось

ловить, а мне летать, так что мы поменялись.

– Не знал, что у тебя есть брат.

– Даже два. Близнецы.

– Как их зовут?

– Джон и Марк. И сестра у меня есть, Лисс.

– А почему они не выступают?

– Марк никогда не учился полетам, Джонни два-три года назад ушел на свои

хлеба. Лисс вышла замуж. Ты хочешь летать, или так и будем болтать весь день?

– Прости. Я не нарочно.

– Забудь, проехали.

Марио прыгнул в сетку и забрался на другой конец аппарата. Устроившись в

ловиторке, он уже снова улыбался.

– Хорошо, начнем. Запомни, по моей команде ты отпускаешь перекладину и

ныряешь на меня. Не хватайся, просто вытяни руки, и я поймаю. Ты скорее всего

промажешь… все мажут в первый раз.

Он опрокинулся назад, обвив ногами стержни ловиторки, и принялся медленно

размеренно раскачиваться.

Томми застыл на мостике. Во рту было сухо, но что-то внутри отсчитывало ровный

ритм. Он взял перекладину.

– Пошел! – сказал Марио, но Томми уже прыгнул, сильно бросив тело вперед.

В середине кача он вытянулся – локти, колени (это называется «свежевание

кота», мелькнуло в мыслях) – услышав команду Марио, разжал пальцы и ощутил, как движение трапеции посылает его прямо в вытянутые руки парня.

Разумеется, Томми промахнулся. В животе екнуло, когда полет превратился в

падение.

– Переворачивайся! – крикнул Марио, но Томми уже инстинктивно извернулся: это

получалось на чистых рефлексах.

О сетку он ударился там, где она выгибалась возле тросов, и, вместо того, чтобы

спружинить, соскользнул, чувствуя, как обжигает кожу на голых локтях. Дыхание

перехватило. Нечаянное падение в корне отличалось от тех намеренных

прыжков, которым его обучали. Удивленный и дрожащий, Томми лежал на спине, а Марио, свесившись сверху, смеялся.