– Ах ты урод патлатый!- обиженно взревел оплёванный, под дружный гогот людей.

Матвей скривился. Ни правил, ни изящества. Могут плюнуть, а могут и вилку в глаза ткнуть. Да и вообще что это за бой, когда два придурка изо всех сил месят друг друга, а прочее стадо возбуждённо брызжет слюной. Арена цирка и клоуны на ней!

– Нравится?- подкатил распорядитель.

В это время прижатый к полу вытянул руку, сгрёб пригоршню устлавшего пол песка и кинул в противника. И без того оплёванный, тот взвыл племенным быком. И тут же потерял контроль – нижний сгруппировался, бацнул кулаком по почкам, выкатился из-под него и, примерившись, пнул, выбивая за пределы круга.

– Нет,- искренне сказал Матвей. Молча прошёл сквозь редкую толпу, зашёл в круг, равнодушно посмотрел на предыдущего победителя, всё ещё переживающего победу со вскинутым вверх кулаком, обвёл взглядом зрителей – точно волк на псарне, даже гарчание услыхал. И спокойно объяснил притихшим псам:

– Я следующий.

– Кто этот задохлик?- выкрикнули из толпы.

– Пускай валит к чертям собачьим,- поддержал кто-то ещё.

– Малыш, шёл бы ты, а?- даже как-то с жалостью предложил мужик, рассматривая парня.

Матвей спокойно стоял. Отдал ветровку протолкавшейся следом Лисе, размял до хруста плечи.

– Ну как хошь,- благодушно позволил противник, показушно хрустнул костяшками пальцев.

Мир за пределами круга словно отрезало глухой стеной – звуки стихли, краски поблёкли, смазались искажённые хищной кровожадной радостью лица. Мужчина прищурился, как бы случайно чуть отступил в сторону, нащупывая, откуда бы ударить. Матвей так же «случайно» сместился в сторону, спокойно взглянул в сощуренные от презрения глаза стоящего напротив человека. Ох нельзя смотреть на незнакомого противника так презрительно. Противник всегда по умолчанию должен считаться равным тебе по силе, чтобы не вышло осечки.

Матвей даже не дёрнулся, когда мужчина по старому примеру рванул на встречу, широко раскрывая руки, чтобы сжать парня в замок. Выскользнул, плавно увернувшись от хватки, развернулся и вдогонку коротко тюкнул по позвоночнику не успевшего развернуться мужчину сцепленными в замок руками. Тот сломал движение, неловко споткнулся, но не полетел на землю, как Матвей рассчитывал – вывернулся почти так же умело, как он сам, одновременно носком кеда зачерпнув песок, и повторил любимый приём – послал в лицо замешкавшегося Матвея. По глазам резануло пылинками. И тут же в лицо впечатался вражеский кулак, правую руку сжали, словно тисками, крутанули, выворачивая ладонью вверх и на себя. Ломающееся запястье затрещало, как во сне.

На миг за отделявшую круг и зрителей стену прорвалось несколько судорожных вздохов. Где-то приглушенно пискнула Лиса.

Матвей скинул покалечившие его руки, отступил на шаг, смутно вспоминая, что где-то тут уже проведена черта, за которую переступать нельзя ни в коем случае. Зрение почти отказало, запорошенные веки жгло слезами. Поломанная кисть наливалась свинцовой тяжестью, шевеление пальцам отзывалось тупой вязкой болью – не сильной, но раздражающей.

Вот только никто не знает, что Матвей левша, и то, что правая рука болтается дохлой змеёй, его не сильно трогает. Внутренне злорадно ухмыльнулся, позволяя противнику уже безбоязненно подскочить ближе. Даже позволил ударить себя в живот, не отказав себе в удовольствии полюбоваться скривившейся рожей – зря он, что ли, в зоопарке тюки с кормами разгружает да на перекладине, там же специально для бездельничающих работников (и ими же) сваренной отжимается? Размахнулся и ударил в лицо. Брезгливо скривился – под костяшками хрустнул нос – баш на баш, чтоб зарёкся без дела калечить людей. Оглушённый болью, мужчина скорчился и попятился. Матвей не любил грубость, хотя если распускал кулаки, делал это без жалости; подошёл к уже побеждённому, властно запустил пальцы в его заросшую шевелюру и выпнул за пределы круга.

Толпа взвыла. Где-то свистели и улюлюкали, надрывно орал какой-то забулдыга, проигравшийся в пух и прах, кто-то громко что-то кому-то доказывал. Матвею это было не интересно. Он подошёл к распорядителю.

– Деньги,- коротко напомнил парень.

Тот поцокал языком, с каким-то сожалением разглядывая нависшего над ним вымогателя.

– Ты должен вернуться в круг,- сказал он.- Ты выиграл – значит, бьёшься со следующим. Выиграешь его – и я буду доволен.

– Я сейчас двину тебя и буду доволен куда больше,- тихо и страшно прошептал Матвей, выразительно сжимая кулаки. Оба – и здоровый, и покалеченный. Распорядитель побледнел, кротко кивнул помощнику и тот побежал за нужной суммой.

– Жаль, всё-таки,- искренне сказал он,- из тебя вышел бы отличный боец.

– Только через мой труп,- мрачно отрезал Матвей.

…Из самолёта Матвей почти вывалился, вконец разбитый и уставший после выматывающего дня. Рука отекла и ныла тупой выматывающей болью. Но на требования Лисы отправиться в поликлинику и наложить гипс он только отмахивался – некогда, на самолёт опоздаем. А в самолёте просто перемотал чёртову конечность курткой и на время о ней забыл, пока самолёт не пошёл на посадку, и его не вдавило в кресло. Тут уже и здоровые кости из суставов чуть не выкрутились. Тогда он впервые согласился, что идея разрешить Лисе лететь вместе с ним (естественно, за свои личные, отдельно для себя выбитые из Никифорова деньги) была не лишена смысла. Девчонка мягко подкатила под руку и практически сволокла его с трапа, хотя и сама выглядела краше в гроб кладут – зелёная, с запавшими глазами, но довольная, как добравшаяся до крынки со сметаной кошка.

Матвей никогда не понимал её увлечения им. Ну спас от уродов, ну промолчал, когда она одному из них кислород в больнице перекрыла – он бы и сам перекрыл, окажись на её месте, но больше в нём не было ничего такого, за что такая, как она, могла обратить внимание на такого, как он. Матвей не был таким общительным, он даже не был сколько-нибудь дружелюбным – наоборот, распугивал всех вокруг, включая бродячих собак. Не было ни одного человека, кто бы посмотрел на него в первый раз и улыбнулся – только вздрагивали, даже Лиса. Ему было плевать на мир, и вообще он хотел забиться куда-нибудь подальше от людей и жить спокойной, никому не обязанной жизнью… ещё вчера он хотел жить с матерью и братом…