Мать продолжала благоговейно посещать кладбище каждую среду. Я по‑прежнему следила за ней, да так и не выяснила, на какую могилу она ходила. Однажды она все‑таки отвела меня на бабушкину могилу, но оказалось, что это бабушка тети Риты…

Я бы никогда не поддержала этого движения, если бы меня не очаровал его лидер. Глаза у него сверкали, словно у Че Гевары… Он обладал таким красноречием и такой силой убеждения, что я примкнула к его движению, не очень‑то разобравшись в его целях.

— Этот мир нужен живым! Мертвым он ни к чему…

Я затесалась в толпу протестующих и даже помогла распространять листовки.

Дело обстояло примерно так. Они предлагали префектуре ликвидировать все кладбища в черте города и возвести на их месте культурные центры. Останки всех умерших предлагалось перенести на новое, современное, образцовое кладбище. Дело безнадежное, что и говорить. Инициатива исходила от группы студентов‑архитекторов и молодых художников.

Префект предложения не принял, и я отправилась вместе со всеми в ближайший бар.

Че был просто прелесть. Мне было совершенно ясно, что все его речи — несусветная чушь, однако ловила на лету каждое слово, каждый жест… Оно подошел, чтобы познакомиться с новой последовательницей.

— Вы пришли с кем‑то из нашей группы?

— Нет, я одна.

— Вы за наше движение?

— Я вообще за движение.

— За любое?

— Я видела воодушевление.

— А знаете, чего мы добиваемся?

— Да. Вы хотите превратить кладбища в культурные центры. Только не добьетесь вы этого.

— Значит, вы не согласны?

— Кладбища мне нравятся — это же наша история.

— Я знаю. Но они занимают место, которым могли бы пользоваться живые…

— Не надо мне ничего объяснять.

— Вы считаете, что это все ерунда.

— Именно так я и считаю.

— Я объявлю о роспуске движения.

— И объявлять не надо — оно уже самоликвидировалось. Вы только взгляните на своих друзей…

Демонстранты распивали пиво, чокались, смеялись. Парочки целовались. Радость и веселье! На самом деле им всем, как и мне, хотелось лишь одного — движения. Никакого важного дела… А для меня самым важным делом было покорить черные глаза того, кто заварил всю эту кашу. Я развернула свои знамена, подняла крепкий кулак и встала на борьбу за Че Гевару.

— Значит, вам нравится движение вообще?

— Очень!

Из бара мы пошли на квартиру к Че. Туда подтянулось несколько руководителей движения. Они курили какую‑то отраву и обсуждали фараонский проект какой‑то многофункциональной мегастудии.

Лидер устроил мне аудиенцию в своем кабинете. Прядь волос ниспадала ему на правый глаз.

Мы поцеловались, и тут же его руки заскользили по всему моему телу. Он снял белую майку, под которой отчетливо вырисовывалось брюшко, и штаны, из‑под которых появился вставший, напрягшийся член. Мы легли на кровать. Он помог мне снять брюки, блузку сняла я сама. Он попытался снять с меня лифчик, но расстегнуть застежку без моей помощи так и не сумел. Потом я сняла чулки, а он снял с меня трусики.

— А такое движение ты поддерживаешь?

— Целиком и полностью.

В половых движениях равных ему не было. Ни одна из моих эрогенных зон не осталась обойденной. Наши с ним движения радовали его больше, чем любое общественное движение, которое могло бы кардинально изменить жизнь всего населения планеты Земля. Я делала легкое движение бедрами и одновременно сокращала влагалищные мышцы, рисуя восьмерку или знак бесконечности… Его это сводило с ума. Это движение было достигнуто после множества демонстраций и реформ наших сексуальных позиций.

Мы не только сексом занимались — еще ходили в кино и в парк. Он так любил сливочное мороженое… Вот что произошло: исчерпав все сексуальные ресурсы, мы стали верными и неразлучными друзьями. Как будто мы все время что‑то искали, к чему‑то стремились — не знаю, как и сказать…

Попробовали мы было снова заняться любовью… Ничего не получилось! После первого же поцелуя мы повалились на пол от смеха. Что же — мы только друзья!

Его дом справа от моего. Между нами — всего несколько десятков метров. Он жил на пятнадцатом, я — на семнадцатом этаже. Но у меня был балкон, занавески, я жила двумя этажами выше, и мне было всё видно.

Он жил один, одевался со вкусом и имел привычку есть яблоки, сидя у окна спальни. Он притворялся, что не видит меня, иногда действительно не видел, зато я видела всё.

Дело было летом. Мой сосед, растворив окна настежь, занимался гимнастикой — без рубашки, в плавках, иногда в семейных трусах… Мне хотелось разглядеть его поближе. Я купила бинокль. Он уходил из дома часов в девять и возвращался только к вечеру. Перед уходом всегда надевал строгий костюм и повязывал галстук. При дневном свете я обозревала его квартиру. Комната у него была хорошо обставлена, хотя мебели было немного. Цветов он не разводил и животных не держал. Книги по правоведению, уголовный кодекс, классики литературы и философии — что бы я делала без бинокля! — стопки журналов, фотографии в рамках — понятно, чьи, — газета на стеклянном столике, спортивный бюллетень.