Шрифт:
На Болотную вышли те, кого не брали в расчет. «Суверенная демократия» такого не предусматривала.
Явилось ли всё это сюрпризом для Путина? Несомненно, явилось, если судить по тому, что его пресс-секретарь туманно заявил: «В правительстве пока не сформулировали свою позицию». Очевидно, не только с физикой, но и с русским языком, и с умением формулировать тоже проблемы.
Но, должен тебе сказать, лидер нации быстро пришел в себя.
Вскоре после Болотной состоялся очередной разговор премьера с народом по известной схеме — посредством «ящика». Премьер был спокоен и вальяжен. Он рассказал об успехах стабилизации, упомянул достоинства вертикали. Когда же речь зашла о событиях на Болотной, кто-то поинтересовался его отношением к тому, что произошло, и спросил насчет белых ленточек, которые митингующие прикрепили себе на одежду.
Ответ звучал кратко:
«Что касается ленточек и цветных революций. В отношении цветных революций, по-моему, все ясно. Это наработанная схема дестабилизации общества. Думаю, эта схема родилась не сама по себе. Мы знаем события “оранжевой революции” в Украине…»
Эту часть ответа можно понять. Как говорится, коли заклинит, так уж заклинит.
Дальше он развил тему ленточек:
«Если говорить откровенно, я, когда увидел на экране что-то такое у некоторых на груди, честно вам скажу, неприлично, но, тем не менее, я решил, что это пропаганда борьбы со СПИДом, что это такие, пардон, контрацептивы повесили. Думаю, зачем развернули только, непонятно…»
Однако даже к тем, кто носил на груди презервативы (пардон, контрацептивы), премьер готов был проявить великодушие. Правда, лишь к избранным.
«Нужно с уважением относиться ко всем нашим гражданам, — произнес он. — Есть, конечно, люди, которые имеют паспорт гражданина РФ, но действуют в интересах иностранного государства и на иностранные деньги… Что можно сказать в этом случае? Можно сказать: “Идите ко мне, бандерлоги”. С детства люблю Киплинга».
Не скрою, было приятно узнать, что наш бывший и будущий президент знает Киплинга. Но в этом случае он не мог не знать, что слово «бандерлоги» в книжке «Маугли» означает «народ обезьян». (Для справки, если не помнишь: «bandar» на хинди значит «обезьяна», а «log» — «народ».)
То есть господин премьер (бывший-будущий президент, лидер нации, и прочая, и прочая) назвал людей, несогласных с ним, обезьянами. Что само по себе интересно.
Кроме того, с трудом верится, что со зрением у него настолько плохо, чтобы спутать белые ленточки с презервативами. Во-первых, думаю, в его кабинете стоял достаточно хороший телевизор. А во-вторых, ему наверняка доложили, что митинг на Болотной организовали не с целью борьбы со СПИДом.
Не хочется прибегать к высокому штилю, но господин премьер сам иногда не чужд патетики. Оттого дозволю и себе несколько высокопарных строчек.
Люди на площади носили белые ленты, как своего рода знаки различия — условно говоря, как носят погоны в армии. Только здесь у всех имелось одно звание.
Господин премьер тоже когда-то носил погоны и, несомненно, этим гордился. Интересно, как бы он посмотрел, если бы кто-то имел наглость сравнить его погоны с контрацептивами? Наверняка счел бы такие слова оскорблением. В былые времена, не исключаю, дал бы канделябром по морде или вызвал на дуэль. И правильно бы сделал.
Почему же он вдруг решил, будто люди на площади не гордятся своими белыми лентами? С чего взял, что они стерпят и проглотят его хамоватую шуточку?..
Ответ премьер-министру последовал быстро. Через десять дней уже сто тысяч человеквышли на проспект Сахарова. Вышли с соответствующими плакатами. Общий смысл такой: «Что ты, Вова, брякнул там насчет презервативов?.. Сам ты…»
Из-за портрета Великого Кормчего выглянула физиономия раздраженного подполковника, рама качнулась.
Образ нарабатывается годами. Теряется — в момент. Статуя по-прежнему возвышалась, но постамент изрядно просел…
Что же случилось в декабре 2011-го? Как накопился этот горючий метан в стабильной нашей благодати, отчего вдруг прорвался?
Я тут пытаюсь, в меру своего разумения, обрисовать тебе — год за годом — всё, что сам видел, не слишком залезая в теорию. Но коли рискнуть сунуться туда, то с теорией, со всей этой стратегией и тактикой, сдается мне, дела обстоят хреновато.
Первые четыре года единственной заботой нашего лидера была стабильность. И в этом, надо признать, он достиг цели, как бы я ни потешался над его веслом. Только стабильность не может быть целью, а тактика не заменяет стратегии. По части же стратегии мало что было ясно, кроме заклинаний о «великой державе».
Рулить к цели не означает лишь рулить финансовыми потоками. При дедушке Ельцине потоками рулили одни — ужасные, не в меру жадные (что правда) олигархи, теперь это благородное дело наш лидер доверил надежным товарищам — по большей части носившим когда-то погоны. Здесь можно усомниться в правильном выборе, но кого поставил, того поставил. В конце концов, народу, полагаю, не так уж важно, кто чем рулит, если не слишком усердно воруют. А если даже воруют, так главное, что смута позади, главное, что царь хорош, бояре же всегда сволочи. Первый век, что ли?