Такие дела, братец.

На том, пожалуй, и закончу письмо.

Извини, коли утомил тебя нашими заморочками. Но ты же сам хотел досмотреть. Вот, рассказал, в меру силенок.

Что там дальше будет, неизвестно. Может, наш ново-старый гарант один срок отсидит, может, два. (Я имею в виду — в кабинете.) А может, они с премьером через шесть лет снова местами поменяются. Или, может, через двенадцать. Нынешнему премьеру к тому времени всего-то под шестьдесят будет — мальчишка еще. Самое время порулить, помодернизировать.

Так, глядишь, восемнадцать годков и промелькнет. Если только наш гарант не придумает новый велосипед-тандем и не подыщет себе нового партнера.

Хотя, может быть, всё как-то совсем по-другому сложится. И тогда кто-нибудь другой напишет другое письмо и расскажет, что нынешняя эта площадь закончилась лучше, чем та, на которой мы с тобой встретились в одна тысяча девятьсот девяносто первом году.

А возможно, так и будем мы год за годом ждать, что появится здесь великий герой — белый, пушистый, с хвостом, в сапогах. Взмахнет он хвостиком, и мигом прозреем, и словно крылья за спиной вырастут. И воспарим, наконец, в светлое небо свободы — туда, где летают одни лишь журавлики…

Кто знает, братец, кто знает?

Поживем — увидим. Если доживем.

А пока жизнь ползет себе, не торопясь. «Нулевые» закончились. Растим детишек и внуков (демография улучшилась — народ старается), ходим на работу (у кого она есть), смотрим «ящик», где нам про врагов народа рассказывают, слушаем речи, гадаем, что дальше будет.

Ждем-с.

Вот придет кот…