Духи продолжали ломиться в дом. Они влетали в окно, через каминную трубу, сквозь замочную скважину в двери. Сама дверь сотрясалась от мощных ударов снаружи, трещала, лопалась, покрываясь щетиной торчавших внутрь щепок.

Закончивший превращение «кот» стоял посреди комнаты, защищая своего хозяина от атаковавших духов Центалы. В нем не осталось ничего кошачьего — четырехлапое чудовище с длинным хвостом и прочной шкурой, покрытой мелкими чешуйками. Вытянутая пасть, усаженная острыми клыками, налету ловила рвущихся к человеку в кресле духов. По причине близкого родства их не спасало даже их призрачное состояние: защитник Ингуса заглатывал извивающиеся тела, словно густой кисель. Вездесущий хвост перехватывал проскользнувшую мимо добычу и поставлял пасти новую пищу.

Где-то в глубине дома тоже кипело сражение. Разбуженные шумом ученики Ингуса защищали беспомощного и растерянного Растифа и рвались на выручку к учителю. Впрочем, об этом Ингус мог судить лишь по звону бьющейся посуды, треску многострадальной мебели и выкрикиваемым учениками заклинаниям.

Сам он, уповая на ловкость защитника, пытался провести ритуал изгнания. Против сильных духов он был бесполезен, а вот на заглянувшую в гости мелочь мог подействовать. Закрыв глаза и сосредоточившись на поставленной цели, он нараспев читал заклинание, у которого не было слов, лишь звук — протяжный, резкий, вибрирующий, постоянно меняющий тональность. Хранителю традиций понадобилось некоторое время, чтобы настроиться на соответствующий лад. А когда ему это удалось, потерявшие ориентацию духи в панике заметались по комнате в поисках выхода, натыкаясь друг на друга, врезаясь в стены, попадая в пасть Защитника. Постепенно, один за другим, они начали покидать дом, уносясь в темноту ночи.

Я собирался встать на рассвете, но проспал восход солнца, что, в общем-то, не удивительно. Из дома я вышел, когда улицы города заполнились людьми. Народ был взволнован, сбивался в кучки и обсуждал последние события.

— Вы уже слышали, что случилось в квартале Проклятых минувшей ночью?

— Нет. А что там ОПЯТЬ произошло?

— Я и сам точно не знаю, но рассказывают странные и страшные вещи. Говорят, когда стражники открыли тамошние ворота после утреннего колокола, на них набросились мертвецы.

— Не может быть!

— Мне и самому не верится, но об этом говорит уже весь город.

— Да-да, я тоже об этом слышал. Говорят, Эльбикар вернулся в мир живых, чтобы отомстить за свою смерть. Он и его мертвые дружки перебили всех обитателей квартала Проклятых, а потом вырвались в Вейдан и теперь бродят по городу в поисках нищих, которым удалось уцелеть.

— А я слышала, что это была Рута, Поднимающая Мертвых.

— С чего вы взяли, почтенная?

— Ее видела моя подруга. Собственными глазами! Рута шла по городу и пела старую погребальную песню, а из домов выходили покойники, скончавшиеся этой ночью, и следовали за ней.

— И где же они теперь?

— Говорят, они покинули город через Южные ворота и направились к Аргенскому водопаду…

— О том, куда она направляется, Рута сама сообщила вашей знакомой?

— Зря вы мне не верите. Истинную правду говорю: она еще вернется с армией мертвецов, чтобы отомстить жителям Сандоры за смерть Шторна Окаянного.

Слухи были разные, но сводились к одному: в квартале Проклятых произошло нечто ужасное.

Ох, как же это все не ко времени.

Лишь бы с Шапшеном ничего не случилось. Без него трудно будет добраться до Центальских врат.

Так и хотелось свернуть с выбранного пути и отправиться в квартал Проклятых, чтобы развеять сомнения. Но ноги упрямо вели меня на улицу Белых Голубей. Во-первых, встреча с единомышленниками была на данный момент важнее опровержения или подтверждения курсировавших по городу слухов. Если Шапшен жив и невредим — хорошо. Если же нет… Я ему все равно не мог ничем помочь. Во-вторых, мне не терпелось встретиться с Ингусом, чтобы прояснить еще один момент. В голову лезла настойчивая мысль: а не я ли, обозлив духа Сандоры, виноват в том, что случилось этой ночью в квартале Проклятых?

Надеюсь, это просто совпадение.

Было еще кое-что, занимавшее мои помыслы? Как помочь Галии? Идей было много — одна глупее другой, — но я каждый раз приходил к выводу, что самым оптимальным вариантом было бы заплатить скандальной старухе, чтобы оставила девочку в покое. Однако где же взять столько денег?

Дом на улице Белых Голубей встретил меня выбитыми окнами. Дверь тоже оказалась разбитой и едва держалась на частично вырванных из косяка навесах. Внутри жилище выглядело еще хуже. Ученики Ингуса наводили порядок, но до завершения работ было еще далеко. Аккуратно минуя кучи мусора и обнюхивая каждый предмет, по комнате вальяжно прогуливался черный кот с рваным ухом. Меня он тоже не обошел своим вниманием: приблизился, потерся о ноги и, помахивая хвостом, гордо удалился в коридор.

— Что здесь случилось? — спросил я старика, сидевшего, как и прежде, в своем кресле.

— Духи, — коротко ответил он.

Появился мой неожиданный союзник, и мы, поздоровавшись, покинули дом.

Его звали Растиф. Я долго не мог вспомнить, когда и при каких обстоятельствах слышал это имя. Сообразил лишь после того, как заметил на доске объявлений листок, украшенный физиономией разыскиваемого преступника. Его тоже звали Растиф, хотя сходство с оригиналом было чисто относительное. Из контекста написанного следовало, что Растиф Кавери по прозвищу Ищейка объявлен вне закона как Изгой, вор и человек, покушавшийся на жизнь кувена Маффаса. За поимку преступника была обещана награда сто гундов… Зачеркнуто… Сто пятьдесят гундов… Зачеркнуто… Триста(!) гундов.