Он нажал кнопку на животе, моторчик включился, и Карлссон крепко обхватил руками Малыша. Вылетев в окно, они оказались в небесной синеве. Разорванная занавеска медленно колыхалась, словно хотела сказать им «до свидания».

Маленькие домики, примостившиеся на крыше, бывают по-настоящему уютны, особенно такие, как домик Карлссона. В домике Карлссона — окна с зелеными ставенками, есть и маленькое крылечко, а может, это мостки, на которых так замечательно удобно сидеть. Там можно сидеть по вечерам и глядеть на звезды или днем — попивать сок, заедая его пряниками. Если, конечно, они у тебя есть. Ночью там можно спать, если в домике слишком жарко, а утром, когда проснешься, можно увидеть, как вдалеке, в Эстермальме, над крышами домов восходит солнце. Да, это в самом деле очень уютный домик, так удачно примостившийся между дымовой трубой и глухой стеной, что он едва заметен. Если только, разумеется, не угораздит тебя наткнуться на него прямо за дымовой трубой. Но по крыше редко кто ходит.

— Здесь наверху все совсем по-другому! — воскликнул Малыш, когда Карлссон опустился вместе с ним на крылечко домика.

— Да, к счастью, — ответил Карлссон.

Малыш огляделся по сторонам.

— Сколько тут всяких крыш и разных разностей, — сказал он.

— Много километров крыш, — уточнил Карлссон, — по которым можно гулять и озорничать сколько влезет.

— А ты думаешь, мы тут тоже будем озорничать? — живо спросил Малыш.

Он вспомнил, как интересно было в прошлый раз, когда они с Карлссоном озорничали на этой крыше.

Но Карлссон строго посмотрел на него:

— Отлыниваешь от уборки, да? Сначала я чуть не надорвался, пытаясь навести у тебя хоть какой-нибудь порядок, чтобы тебе после всего этого разгуливать тут и озорничать весь остаток дня. Ты на это рассчитывал?

Малыш вообще ни на что не рассчитывал.

— Я охотно помогу тебе убрать домик, если это нужно, — сказал он.

— Ну хорошо, — согласился Карлссон.

Он открыл дверь, и Малыш вошел в домик самого лучшего в мире Карлссона.

— Пожалуйста, — снова повторил Малыш, — раз нужно, то…

Тут он смолк на некоторое время и застыл на месте, между тем как глаза его становились все больше и больше от удивления.

— …раз нужно, то… — наконец вымолвил он. В домике Карлссона была всего одна комнатка. В этой комнатке стоял верстак, чтоб и строгать на нем, и есть, и ставить туда разные штучки-дрючки. И еще был там диванчик, чтобы и спать на нем, и прыгать до одури, и прятать в нем вещи. А еще два стула, чтобы на них сидеть, и ставить на них разные предметы, и залезать на них, если нужно что-нибудь запихнуть в шкаф. Но это все равно не получилось бы, потому что шкаф и без того был битком набит вещами, которые не могли стоять на полу или висеть на гвоздях, вбитых в стены, потому что там и без того было множество других предметов и вещей… огромное множество! Был там у Карлссона и открытый очаг со всякой кухонной утварью, расставленной по краям железной решетки, на которой можно готовить еду. Наверху, на кухонной полке, также виднелось множество всяких штучек-дрючек. А вот на потолке не висело почти ничего. Разве что коловорот и мешочек орехов, да пугач и клещи, да пара домашних туфель, и еще рубанок, и еще ночная рубашка Карлссона, и мочалка для мытья посуды, да кочерга и маленький чемоданчик, да еще мешочек сушеных вишен… А больше ничего.

Малыш долго-долго молча стоял на пороге, оглядываясь по сторонам.

— Ну что, съел? Язык проглотил? Здесь немало вещей, не то что у тебя внизу; там едва ли найдется хотя бы несколько.

— Да, правда, вещи здесь есть, — согласился Малыш. — Понятно, что тебе хочется заняться уборкой.

Карлссон бросился на диванчик и удобно там разлегся.

— Ошибаешься, — сказал он. — Я вовсе не хочу заняться уборкой. Этого хочешь ты… после того как я положил столько трудов у тебя внизу. А то нет?

— Ты что, совсем мне не поможешь? — удивился обеспокоенный Малыш.

Карлссон облокотился на подушку и замурлыкал так, как мурлыкают кошки, со всеми удобствами развалившись на диване.

— Да, конечно, я помогу тебе, — пообещал он, намурлыкавшись вволю.

— Вот и хорошо, — облегченно вздохнул Малыш. — А я так испугался, что думал, будто…

— Неужели я не помогу тебе, — повторил Карлссон. — Я все время буду петь и подбадривать тебя. Хейсан, хоппсан, послушай-ка! И работа у тебя будет спориться!

Малыш не очень-то был в этом уверен.

Не так уж много довелось ему заниматься в жизни уборками. Конечно, он обычно убирал свои игрушки, и маме приходилось напоминать ему об этом каких-нибудь раза три-четыре, ну, не больше пяти раз, и он тут же принимался убирать игрушки, даже если ему это казалось обременительным и абсолютно ненужным. Но убирать у Карлссона — дело совсем другое.

— С чего мне начать? — поинтересовался Малыш.

— Ну и глупый же ты, работы тут всего ничего, начнем с ореховых скорлупок, — важно заявил Карлссон. — А генеральная уборка нам ни к чему, ведь я все время слежу за чистотой и никогда не запускаю комнату. Прибери немножко! Наведи красоту! Чтобы все блестело!

Ореховые скорлупки валялись на полу среди апельсиновых корок, и вишневых косточек, и колбасных шкурок, и клочков бумаги, и обгоревших спичек, и прочего подобного мусора, под которым не было видно пола.

— Есть у тебя пылесос? — поразмыслив немного, спросил Малыш.

Заметно было, что Карлссону этот вопрос не понравился. Он недовольно взглянул на Малыша:

— Я вижу, тут кто-то просто лентяй! У меня есть лучшая на свете швабра и самый лучший на свете совок для мусора. Но некоторым лентяям, видите ли, подавай пылесос! Уж не для того ли, чтобы увильнуть от работы? — Карлссон фыркнул. — Да захоти я только, у меня была бы хоть тысяча пылесосов. Но я не такой лентяй, как некоторые другие. Я люблю усердно трудиться, но и хорошенько поразмяться тоже!