Несколько дней подряд, переодевшись и нацепив темные очки, Дюбель исправно, как на работу, ходил к зданию суда, наблюдал за Букановой. Судья была все та же: седая, с неприступным гордым видом, решительная и строгая. Торопливо входила по утрам в здание, в обеденный перерыв вышагивала с другими женщинами к соседней столовой, вечером садилась в автобус и ехала домой, в центральную часть города. После работы не гуляла, выходные провела дома. С кем она живот, Генке выяснить пока не удалось.

Дюбель бросил слежку — она мало что дает. Нужно подбираться к судье с другой стороны. Но с какой? Судя по всему, Буканова работает последний год перед уходом на пенсию, дачи и машины у нее нет, она, надо думать, домоседка. Ходит, наверное, в кино или в театр, но опять же — на людях.

Генка сидел в беседке детского парка «Ласточка», на берегу городского водохранилища, покуривал, лениво оплевывая, лениво же наблюдал за купающимися ребятишками. Лето было в разгаре, жара стояла под тридцать, неплохо бы и самому окунуться. Но плавок на нем не было, а идти за ними домой неохота. Да и Татуировка эта!… Стоит только снять рубашку, тут же вперятся в тебя десятки любопытных глаз. «Глянь, фрайер! Ух, разрисован-то!… В тюряге, наверное?» — «А где ж ты думал? Им там делать нечего, вот и колют русалок да финки, друг дружку устрашают…» Провалился бы Локоть со своими «художествами». На пляже теперь делать нечего. Так, поваляется иногда он, Дюбель, с Игорьком и его малолетними корешами где-нибудь в тенечке, в укромном уголке за ивами…

— Но куда же подложить этой бабе «Привет…»? — вслух подумал Генка и матюкнулся от злости. Вот задачка-то, с одним неизвестным. Есть чем, есть кого, а негде. Черт бы ее побрал! Когда мастерил мину, думал — все просто будет. А теперь ломай голову. По почте, что ли, послать? Но когда это посылка дойдет? И часы всего сутки ходят.

Нет, по почте не годится. Нужно другую конструкцию придумывать. Опять чего-то мастерить, детали искать. Да и посылку может не сама Буканова открыть… Да, смысла нет…

Разморенный жарой и бездельем, Дюбель задремал в беседке, на широкой, крашенной зеленой краской скамейке. Он совершенно не беспокоился о том, что кто-то к нему может подойти и, скажем, утащить снятые со вспотевших ног кроссовки. Татуировка на руках и груди сразу скажет потенциальному вору: такого лучше не трогать.

Проснувшись часа через два, под вечер, Генка вспомнил о своих мучительных размышлениях, злость снова овладела им, и он решил, что хватит ломать голову — надо пристукнуть судью в подъезде, и все дела. Подъезд у нее в доме крайний, лавочки у входа нет, бабки не сидят, рядом с дверями — густой кустарник. Шагнул с порожка — и нет тебя.

Но наутро, одумавшись и остыв, Генка умерил свой пыл — этот террористический акт не годился, глупо. Скрыть следы не удастся, скорее всего, удар ножом может быть не смертельным, поднимется шум-гам, далеко и не убежишь. Нет, надо рассчитаться с судьей с помощью «адской машинки» — она сама сделает то, что нужно. Ни одна душа не знает, что он, Дюбель, сделал взрывное устройство, что решил отомстить Букановой. А потом — пусть ищут. Кого искать? Где?

Повеселев от этой обнадеживающей мысли, Генка снова отправился к телефону-автомату, решив, что будет периодически позванивать в суд по разным номерам, глядишь, повезет еще с какой-нибудь нужной для него информацией. И ему действительно повезло.

Он набрал номер Букановой, решив, что просто послушает ее голос, но случилось чудо: включился еще какой-то абонент. Мужчина попросил Галину Андреевну, и Дюбель стал невольным слушателем их разговора.

— Галина Андреевна? Здравствуйте. Это Александр Николаевич. Алло!… Что-то плохо слышно.

— Я слышу вас хорошо, Александр Николаевич, Здравствуйте.

— Как поживаете, Галина Андреевна?

— Ой, не спрашивайте. Устала ужасно. Дела одно страшнее другого. В апреле убийством занималась, сейчас — групповое изнасилование. Предварительное следствие проведено плохо, много неясного, свидетели путаются в показаниях, потерпевшая молчит, видно, напугана родственниками насильников. Дело вернула на доследование, придется, видно, заниматься им после отпуска.

— А когда собираетесь? Куда едете?

— Скоро. С первого августа. Билет на поезд уже в кармане, путевку тоже достала. Поеду к морю, устала за год.

— В Сочи?

— Нет. Под Краснодаром есть Джубга, может слышали?

— Не только слышал, даже бывал. Место — прекрасное.

— Ну вот. А я там не была… Да кто это сопит в трубку? Алло? Александр Николаевич, вы слышите? — встревожилась Буканова. — У меня такое ощущение, что кто-то нас подслушивает.

Мужчина засмеялся.

— Да пусть слушают, Галина Андреевна. У нас с вами такой тайный разговор, что только для Скотленд-Ярда и интересен. Но я вам все же перезвоню сейчас.

— Да, пожалуйста, Александр Николаевич, — Буканова положила трубку.

Положил свою и Дюбель.

— До Краснодара ты, тетя, не доедешь, это я тебе гарантирую! — сказал Генка прекрасному солнечному дню и грохоту трамвая, который мчался в этот момент по пыльной магистральной улице.