Члены комиссии, военные летчики и врачи, действительно вызвали на беседу всех тех летчиков, которые просили перевести их на другую технику, более совершенную. Двенадцать человек — Гагарин, Шонин и другие «лунатики» — стали объектом тщательных собеседований. Их подробно расспрашивали о жизни, планах на будущее, мечтах, что читают, что делают в свободное время. Опросив всех, комиссия не уехала, а начала беседы по второму кругу. Число приглашенных по неизвестным для жителей городка причинам сократилось — до шести человек.

По разным причинам «лунатики» выбывали из списка одержимых, желающих летать на новой технике. Комиссия покидала городок при молчаливом недоумении жителей.

22 октября.Поступило распоряжение откомандировать в Москву четырех летчиков. В их числе был Юрий Гагарин.

24 октября.Гагарин прибыл в Москву, с волнением переступил порог Центрального научно-исследовательского авиационного госпиталя (ЦНИАГ) и, еще не ведая, каким медицинским «экзекуциям» будет подвержен, отдал себя в руки строгих и таинственно-молчаливых эскулапов. Врачи активно использовали технику, новейшие препараты для всесторонней проверки человеческого организма. «Главным предметом исследований, — говорил позднее Юрий Гагарин, — были наши сердца. По ним медики прочитывали всю биографию каждого. И ничего нельзя было утаить».

26 октября.Командир звена капитан Васильев в аттестации на Юрия Алексеевича Гагарина написал: «Обладает высокими организаторскими способностями и умением подчинять своей воле окружающих».

30 октября.Начался отсев летчиков, прибывших на комиссию.

Вежливо и учтиво, но безжалостно врачи отбраковывали кандидатов. Будущих космонавтов подгоняли под высокие требования будущих полетов.

«Но кто тогда мог сказать, какими должны быть эти требования? — писал Георгий Шонин. — Поэтому для верности они были явно завышенными, рассчитанными на двойной, а может быть, и тройной запас прочности. И многие очень многие возвращались назад в полки. В среднем из пятнадцати человек проходил все этапы обследования один. Некоторых вообще списывали с летной работы. И кто мог дать гарантию, что этим списанным не окажешься ты? Приходилось рисковать, ради будущего рисковать настоящим — профессией летчика, правом летать. Не удивительно, что среди моих новых знакомых были ребята, которые уже в процессе отбора, заподозрив у себя какую-либо зацепку, отказывались от дальнейшего обследования и уезжали к прежнему месту службы.

2 ноября.Руководитель комиссии по отбору кандидатов в космонавты, опытный врач, будущий руководитель Центра подготовки космонавтов Евгений Анатольевич Карпов провожал в части последних летчиков.

— Продолжайте летать, но не выше стратосферы, — напутствовал он каждого.

6 ноября.Утром лейтенант Гагарин прибыл в часть и, как положено по уставу, доложил своему командиру о прибытии.

— Поздравляю вас, — сказал майор Решетов. Лейтенант Гагарин усмотрел в этих словах иронию, издевку и не на шутку обиделся на комэска.

— Я не могу поздравить вас с моим возвращением, — в словах Гагарина спрессовалось напряжение, грусть, готовность к схватке.

— А напрасно, товарищ старший лейтенант.

В таинственности командира скрывалась приятная новость.

— Служу Советскому Союзу!

Решетов в стремительном порыве обнял Гагарина.

7 ноября.На построении личного состава части Юрия Гагарина и еще нескольких молодых летчиков поздравили с присвоением очередного воинского звания. Радость молодых офицеров разделили все офицеры.

Пришел майор Решетов.

— К поздравлению командования, партийной организации эскадрильи, — сказал командир, — хочу добавить свои добрые пожелания. Мы — часовые северного неба. Вахта наша нелегкая: сложные метеоусловия, не балует нас солнце, не такая уж избыточная жизнь, но жизнь чрезвычайно интересная. Мы тоже были лейтенантами и, как и вы, искали себя, утверждали, делали ошибки, заблуждались, исправляли промахи. Ошибку можно исправить, труднее с заблуждениями. За то, чтобы ваша жизнь была наполненной и целеустремленной, за вашу неуспокоенность, стремление к новому, за неутомимый труд во славу нашего народа!

Массу добрых мечтаний вызвал этот добрый воинский акт. Хотелось лучше служить, больше летать, быстрее сдать на второй класс.

Написал письма в Оренбург, Гжатск.

10 ноября.Началась размеренная, напряженная жизнь в полку. Она несколько сгладила остроту московских впечатлений. Волнения понемногу улеглись. Ждал известий из Москвы без особых переживаний. Что будет — то и будет. Главное — летать.

«…потянулись дни ожидания… Как и прежде, — писал Юрий Алексеевич Гагарин, — я по утрам уходил на аэродром, летал над сушей и морем, нес дежурство по полку, в свободное время ходил на лыжах, оставив Леночку на попечение соседей, вместе с Валей на «норвегах» стремительно пробегали несколько кругов на гарнизонном катке, по-прежнему редактировал боевой листок, нянчился с дочкой, читал трагедии Шекспира и рассказы Чехова».

Вечером пришел в гости старший лейтенант Георгий Шонин. Он не был в числе той четверки, что ездила в Москву на комиссию, и, естественно, его волновал вопрос: «А как там?» Гагарин весело ответил: «Съездишь, узнаешь». Засиделись допоздна, Юрий рассказывал о высоких требованиях врачей.

— Да ты не робей, Жора! Это только с виду, на первый взгляд все кажется страшным и сложным. Ты пройдешь, я уверен!

Вызов на Шонина пришел в конце ноября.

14 ноября.Старший лейтенант Гагарин заступил дежурным по части. Инструктируя его, начальник штаба полка, вспомнив прошлое нарушение — вместо сна читал книгу, — сказал: