Шрифт:
— Рисовать стал, когда еще не умел писать, не знал азбуки. Так что рабочий стаж мой исчисляется десятилетиями, — шутливо сказал он.
24 января.Процедуры возобновились. Кандидатов в космонавты обследовали новейшими биохимическими, физиологическими и психологическими методами. После обеда, как правило, летчики отдыхали, читали, писали письма — в полном неведении о том, что будет завтра.
Неторопливый, скупой на слова Андриян Николаев, начисто лишенный позы, больше слушал, изредка вставляя точные и весомые замечания. Авиационных анекдотов он не знал, расхожие байки травить не любил, расходовать время попусту считал вредным делом. А между тем рассказать ему было что. Через несколько лет газета Московского округа ПВО «На боевом посту» расскажет о происшествии, случившемся с военным летчиком Андрияном Николаевым.
Героев в этой истории два: самолет с бортовым номером 069 и старший лейтенант Андриян Николаев.
За самолетом в полку укрепилась плохая слава. Однажды молодой техник, укрываясь от грозы, безмятежно лежал под ним на ватном тюфяке. Ударила молния, самолет оказался незаземленным, лейтенанта здорово тряхнуло. С того дня под самолетом от дождя не прятались.
Как-то капитан Кулачка выполнял на 069 перехват цели в сложных метеорологических условиях. После успешного выполнения задания он развернул самолет к аэродрому. Сквозь толщу облаков земля не проглядывалась. Пришлось вести истребитель по приборам. И вдруг навигационные приборы отказали. Горючее было на исходе. Летчик доложил о случившемся на землю, ему разрешили катапультироваться. Он так и сделал, и благополучно опустился на парашюте Каково же было его удивление, когда узнал, что оставленный им самолет спланировал и сел на грунт без серьезных повреждений.
А вскоре на «роковой» самолет сел Андриян Николаев. На второй или третий день Андриян повел самолет в зону для выполнения фигур высшего пилотажа, на высоте шесть тысяч метров выровнял машину и, выполняя горку, стремительно понесся в лазурную высь. И вдруг на приборной доске вспыхнула лампочка: «пожар». Андриян быстро осмотрелся. На переднем стекле бегали рубиновые блики пламени. Но вот самолет тряхнуло. Еще раз, еще… Николаев убрал сектор газа. Толчки прекратились, вслед за этим стали убывать обороты турбины.
— Прошу посадку, — запросил землю Андриян.
— Что случилось? Вы слышите меня? — волновался руководитель полетов.
Маленький истребитель зловеще приближался к земле…
Первым прибежал к самолету командир полка Герой Советского Союза полковник Соколов. Он помог Андрияну вылезти из кабины, по-мужски обнял, похлопал по плечу и сказал:
— Спасибо за службу. Награждаю тебя часами.
Самолет с бортовым номером 069 отбуксировали в ангар. Через два дня, после смены двигателя, он снова стоял на аэродроме. Николаев просил разрешения летать на нем.
— Обуздать решил? Ну, давай, давай… Правда, это не лошадка!
— Обуздаю, — односложно ответил Андриян.
Шли месяцы. На самолете с бортовым номером 069 больше не случалось ЧП. Постепенно стала утихать о нем плохая молва, а потом и совсем забылась.
25 января.Врачи уступили место психологам, будущим руководителям подготовки космонавтов. Беседовали индивидуально, коллективно. Это тоже был научный поиск, деловой эксперимент, врачебный сеанс. Все было ново.
Вечером, когда придирчивая и неугомонная комиссия покинула стены госпиталя, летчики собрались в одной из комнат. Говорили о Циолковском, восхищаясь его гением, Герберте Уэллсе и Алексее Толстом, об Александре Беляеве. Герман Титов читал стихи: Лермонтова, Пушкина, Байрона, Гейне, Есенина, Блока. Они снимали напряжение, глубоко проникали в душу.
27 января.Врачи всполошились: у некоторых летчиков повысилась температура. Грипп?!
Известие о болезни будущих космонавтов вызвало волнение на всех ступенях врачебно-административной лестницы. Процедуры приостановлены, приняты меры к уменьшению плотности сосредоточения. В середине дня встревоженный случившимся пришел уже немолодой, опытный врач. Внимательно осмотрел больных и сказал:
— Тревоге отбой. Опасность ложная. А вам, голубчики, разрешаю увольнение в город. Другие лекарства отменяются.
29 января.Юрий Гагарин написал письмо Валентине, в котором описал придуманные им новости и события. Он не знал, что писать, ибо жил в полном неведении, что будет завтра. Беспокоился о дочери, просил жену беречь себя, быть осмотрительной, не жалеть денег, спрашивал, что прислать. Он полагал, что и у него, будет психологический стресс и ему тоже пропишут увольнение, в котором, гуляя по городу, он обязательно посетит универмаги. В конце письма он делал приписку, обращенную к дочери.
Родителям написал о своем здоровье, о Вале и Леночке. Обратного адреса не указал, зная беспокойный характер мамы, хотел исключить возможность ее приезда. (Она приезжала в Люберцы, когда он учился в ремесленном училище, и с настойчивостью любящей матери расспрашивала преподавателей и мастеров о его поведении и успеваемости). Юрий сообщил, что находится в Москве, выполняет служебное задание, может быть, удастся приехать в Гжатск на денек. Свое слово он сдержал, и как только появилась такая возможность, немедленно отправился в родной Гжатск.