Царство Аттилы поделили между его сыновьями, которые вскоре начали гражданскую войну. Их германские подданные подняли восстание, и в течение года выжившие гунны вернулись в Причерноморские степи. Хаос, который они оставили после себя, это часть другой истории, но гунны не выродились в банду «отвратительных бандитов», как заявляют некоторые историки. При правлении преемников Аттилы многие вернулись к кочевой жизни, но продолжали совершать набеги на Восточную империю. Другие осели на римской территории, разместив гарнизоны в различных районах как федераты, в то время как другие просто служили наемниками в последних римских армиях.

Валентиниан III не был сильным правителем, во время его правления ускорился упадок Западной империи. В 454 г. Валентиниан убил своего главного полководца Аэция, видимо пытаясь обрести самостоятельность в своем правлении. Однако гвардия решила отомстить, и на следующий год он был убит двумя членами своей охраны.

В 454 г. гепиды и затем будущие остготы, лангобарды, герулы и другие племена вышли из тени гуннской власти, чтобы противостоять римлянам вдоль дунайской границы. Империя Аттилы пришла к краху, однако из этих малоперспективных данных выросла легенда, которая сделала гунна Аттилу самым свирепым чудовищем европейской истории.

Природа правления Аттилы

Власть в племени гуннов зависела от личного авторитета вождя, способности управлять всеми членами федерации. Частично это достигалось через осуществление покровительства и выплат вознаграждений за воинские победы, но в еще большей степени с помощью настоящего террора: Аттила неоднократно демонстрировал, что его хватки избежать невозможно, и потенциальных соперников безжалостно убивали. В результате римляне не могли действовать в соответствии со своей обычной дипломатической стратегией - разделять и ниспровергать: от них требовали возвращать гуннов, возможно, бежавших из- под власти Аттилы, и, таким образом, они лишались возможности вырастить альтернативных лидеров, чтобы остановить восхождение к власти Аттилы. Аттила сам был ловким дипломатом с хорошим знанием международной обстановки: он знал о путях вторжения в Персию, рассчитывал время своих атак на Балканах так, чтобы они совпали с военными походами восточных императоров в Африку, использовал напряжение между готами, франками и римлянами на западе, его прием римских посольств был умелой демонстрацией психологического давления. Когда его федерация расширилась, к нему под контроль попали огромные военные ресурсы, которые ему было выгодно использовать. Его армии, возглавляемые гуннской конницей, умели быстро перемещаться, опережая оборону, в то время как массу второстепенных сил, которыми не дорожили, могли бросить на римские укрепления, упрочив большую ловкость гуннов в осадном искусстве. Угроза была такова, что Константинополь обеспечил себя дополнительными укреплениями - земляным валом, который протянулся от Мраморного до Черного моря.

Аттила использовал театральные вспышки ярости, чтобы внушить страх, а в военных походах проявлял жестокость, так же как и стратегический талант. Несмотря на значительное богатство, Аттила жил скромной жизнью своих предков. Он часто предпочитал политические маневры открытому сражению и, несмотря на свидетельства римских и греческих хроникеров, был не просто диким варваром. Но также он не был и «божественным правителем» своих соплеменников, а только великим воином-лидером, который после своей смерти был похоронен с простой церемонией. Гунны обладали собственной культурой, которая не была варварской и которая была не более жестокой, чем культура Римской империи. Самое большое преступление Аттилы заключалось в том, что он был другим - по своей физической внешности, культурному окружению и отношению к городской цивилизации. Но даже эти различия кажутся преувеличенными, потому что к тому времени, когда Аттила создал свою империю, гунны уже не были простыми степными кочевниками.

Анонимный средневековый источник следующим образом описывает встречу папы Льва с гунном Аттилой, изображенную на этом гобелене:

Аттила... пришел в Италию, охваченный яростью... Он был крайне жесток, подвергая людей пыткам, жаден в грабежах, дерзок в оскорблениях... Затем Лев проявил сострадание к бедам Италии и Рима и с одним из консулов и большей частью римского сената отправился на встречу с Аттилой. Старик со своей невинной простотой, почтенный и седовласый, в величественном облачении, готовый по собственной воле полностью посвятить себя защите своей паствы, вышел вперед навстречу тирану, разрушившему порядок вещей... Он беседовал с мрачным монархом, сказав: «Сенат и народ Рима, однажды завоевавшие мир, а теперь побежденные, пришли к тебе как просители. Мы умоляем о милосердии и спасении. О Аттила, ты царь царей, ты не мог бы иметь большей славы, чем видеть молящий у твоих ног народ, перед которым когда-то в мольбе склонялись все народы и цари. Ты покорил, о Аттила, целый круг земель, отданных римлянам, победителям над всеми народами. Теперь мы молим, чтобы ты, усмиривший других, смирил самого себя. Люди чувствуют твою кару, теперь как просители они почувствуют твое милосердие». Когда Лев произнес это, Аттила стоял... молча, как будто глубоко задумавшись. И вот, неожиданно рядом с Львом увидели стоявших апостолов Петра и Павла в убранстве епископов, одного по правую руку и другого по левую.

Они держали мечи, поднятые над его головой, и угрожали Аттиле смертью, если он не послушает повеления Папы. По этой причине был усмирен Аттила, который свирепствовал будто безумный.

Враги Аттилы возвысили его до положения чужеземного монстра. Римские изображения рисуют гуннов демоническими змеями с человеческими головами - древним символом тех иррациональных гигантов, с которыми боролся Зевс. Другим памятником разгрома наводящих ужас гуннов является грубая римская резьба в восточной Франции. Однако самый значительный памятник Аттиле - это его изображение под именем свирепого Этцеля в средневековом германском эпосе - «Песне о Нибелунгах», который вдохновил Вагнера на создание оперного цикла «Кольцо Нибелунгов».

ПИР С КОРОЛЕМ ГУННОВ

Приск об обеде с Аттилой:

Когда мы вернулись в нашу палатку... [последовало] приглашение от Аттилы на пир к трем часам. Когда настал час, мы отправились во дворец... и остановились на пороге зала в присутствии Аттилы. Виночерпии дали нам чашу, чтобы по национальному обычаю мы могли помолиться прежде, чем сесть. Осушив чашу, мы направились к нашим местам, все стулья стояли вдоль стен по обе стороны помещения. Аттила сел посередине на кушетке... Когда все было устроено, виночерпий подошел и вручил Аттиле деревянную чашу с вином. Он взял ее и приветствовал первого по рангу... Потом все гости таким же образом приветствовали Аттилу и затем осушили кубки, но он не встал... Когда эта церемония завершилась, виночерпии удалились, столы, достаточно большие для трех, четырех или даже большего количества человек, поместили рядом со столом Аттилы, так что каждый мог взять еду с блюд, не вставая с места. Первым вошел служитель Аттилы с блюдом, полным мяса, за ним последовал другой с хлебом и кушаньями, которые они расставили на столах. Роскошная еда, сервированная на серебряном блюде, была приготовлена для нас и гостей из числа варваров. Но Аттила не ел ничего, кроме мяса на деревянном подносе. Во всем остальном он также проявлял умеренность, его чаша была деревянной, тогда как кубки гостей были золотыми и серебряными. Его одежда также была очень простой, производя впечатление только своей чистотой. Меч, который он носил на боку, обувь, уздечка его лошади не были украшены... золотом, или камнями, или чем-нибудь ценным. Когда наступил вечер, зажгли светильники, и два варвара вышли вперед перед Аттилой исполнить песни, которые они сочинили, прославляя его победы и воинские подвиги.

Армия Аттилы

Превращение из степной орды в германскую армию

Пока гуннская армия находились в Северном Причерноморье, она казалась типичным войском степных кочевников. Как большинство кочевников тюркского или иранского происхождения, гунны использовали аркан, позаимствовав многие его виды у аланов, которыми они теперь правили. Всадники, лучники и скорость передвижения больше, чем численность степных кочевников, делали их фактически непобедимыми на собственной территории, во всяком случае, до распространения огнестрельного оружия. Гунны также могли содержать огромное количество лошадей и в случае необходимости обеспечивать ими армию. Но, видимо, почти все изменилось, когда гунны двинулись из степей на Венгерскую равнину. Они утратили тыловую базу кочевников, и успех их набегов на римскую территорию, возможно, более обязан отсутствию эффективного противодействия, чем продолжающемуся использованию военной тактики Центральной Азии. Только меньшая часть гуннов носила доспехи, но те, кто позже служил наемниками в Риме и Византии, предположительно, должны были вооружаться самостоятельно.