У меня нет сомнений в том, что когда-нибудь будут экспедиции на другие планеты, освоение иных звездных систем, космические колонии землян, о чем еще на заре 20 века начал всерьез говорить Константин Циолковский. Непременно сбудутся слова замечательной песни Владимира Войновича «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы…». Люди будут чувствовать себя в космосе не хуже, чем на Земле. А кому-то, возможно, всерьез захочется навсегда оставить родную планету и скоротать свои дни где-нибудь на другом конце нашей галактики – Млечного Пути, – чтобы отключиться от земной суеты и сосредоточиться на написании книги, музыкального произведения или постижении глубин какой-нибудь новой религии, философии…

Но это будет не так скоро. А пока, несмотря на десятки и сотни людей, побывавших там, космос все еще остается для землян не просто чуждой, но весьма агрессивной и предельно опасной для деятельности средой. То и дело ставящей находящегося там человека в предельно тяжелые, непредсказуемые и экстремальные условия. И, пробиваясь к звездам, людям приходится не только испытывать себя на прочность, но, попадая вдали от родной планеты в совершенно невероятные ситуации, порой рисковать и даже жертвовать на этом пути своими жизнями. Пока еще ни одна другая профессия не таит такой опасности для жизни людей, как профессия космонавта. Из чуть более 420 землян, побывавших в космосе, погиб 21 человек – каждый двадцатый! Да разве их остановишь?

Эта фраза советского космонавта Владимира Ляхова, брошенная им как-то невзначай перед полетом одного из своих товарищей и ставшая крылатой среди космонавтов, как никакая другая отражает суть пребывания человека в генетически и физиологически незнакомой для него космической среде. В мире, где царят жара и холод, невесомость и безвоздушность, пугающая чернота космоса и манящая голубизна родной планеты, неисчерпаемость работы и непредсказуемость следующей секунды.

Он, Владимир Ляхов, пришел к этой космической мудрости на собственном примере, за время трех своих полетов, каждый из которых ставил перед ним совершенно непрогнозируемые и, казалось бы, неразрешимые проблемы. А хронологически последний полет мог стать для него и впрямь последним. Но в итоге все они закончились благополучно и остались в памяти просто моментами профессиональной работы, наполненными чрезвычайными ситуациями, о которых потом, на Земле, можно только вспоминать. Вспоминать с улыбкой или содроганием…

Летом 1983 года вместе с бортинженером Александром Александровым он находился в долгой экспедиции на орбитальной станции «Салют-7», где им предстояло выполнить ряд работ, связанных большей частью с военными программами. Та станция, в отличие от следующего огромного «Мира» и еще большей нынешней международной, была сравнительно небольшим сооружением. Вся ее деятельность в огромной мере зависела от энергетики, которая обеспечивалась солнечными батареями. Вот их-то и не хватало, чтобы полностью обеспечить запланированные на полет работы и деятельность будущих экспедиций. Потому особо важной задачей космонавтов было выйти в открытый космос и навесить на корпус станции дополнительные солнечные батареи, которые доставили с Земли.

Как и положено, перед выходом стали проверять два хранившихся на станции для этих целей скафандра «Орлана». Один – в порядке. А когда наддули второй, то вдруг обнаружили, что он не держит воздух – на правой ноге зиял разрыв гермооболочки! Вот так фокус – ведь одного скафандра для таких работ недостаточно, потому что второй космонавт обязательно страхует своего товарища, тоже облачившись в скафандр! Оказалось, при консервации – полгода назад, после последнего выхода в нем в открытый космос – его неудачно уложили на хранение. Пострадавшая часть попала между металлом и жестким ложементом ноги, пролежала так все это время, а при наддуве слежавшаяся полоска размером в 35 сантиметров разошлась, будто ее разрезали бритвой. И никакие клеи не удержат в космическом пространстве разорванные части.

Доложили в Центр управления полетами (ЦУП), и там, обсудив ситуацию, предложили, было, отменить выход. Но такая отмена тянет за собой острую нехватку электроэнергии, а значит, и невыполнение части запланированной программы. Думаю, американцы в такой ситуации так и поступили бы: ни под каким предлогом не стали бы рисковать здоровьем и жизнью человека, пусть даже рушатся какие-то планы. Но русские сделаны из другого теста. Они же привыкли в земных условиях в безвыходных, вроде бы, ситуациях находить выходы. Что с вышедшей из строя незаменимой деталью автомобиля, которая, в конце концов, меняется на самоделку какого-нибудь «мастера Гриши» и с успехом работает долгое время. Что с домашней сантехникой, ну, и так далее.

Короче, пораскинули космонавты мозгами, и командир экипажа Владимир Ляхов принял решение… починить поврежденный скафандр с помощью имеющихся на борту станции подручных средств и все-таки выполнить поставленное перед экипажем важное задание. «Земля» дала добро, но с условием полного дублирования и проверки на фирме, разработавшей и выпускающей «Орланы», всех операций, которые будут производиться с поврежденным скафандром на станции.

И закипела необычная работа – операция по ампутации с последующим приживлением конечности скафандра. Космонавты полностью отрезали ногу скафандра ниже колена, последовательно отделив теплоизоляционную, силовую и резиновую прокладки (оболочка скафандра для выхода в открытый космос представляет собой очень сложную конструкцию, на манер слоеного пирога) оставив нетронутой только последнюю, шелковую прокладку. Затем отрезали примерно 30 сантиметров трубы штатного воздуховода в переходном отсеке своего космического жилища – он более всего подходил по размеру – и, примерив его к отрезанной ноге, обнаружили, что он чуточку больше. А в деле герметизации для работы в полном вакууме не только каждый миллиметр, но и каждый микрон играет важную роль. Пришлось вспомнить геометрию и по формуле площади круга определить нужные размеры. После чего вырезали из имеющегося уже куска воздуховода кусок нужного размера. Но его ведь надо прочно соединить в кольцо…