Она стояла на своем возвышении прямо и неподвижно. Краска проступила на лице, делая его кукольным, однако все подобающие обряды она завершила как надо. Я гордился этим самообладанием – она не предала нас; пусть ей не было дано ни пророческого зрения, ни слуха, решил я, однако из нее получится истинная царица.

Старина Геракл лежал, где упал. На голове его рассыпался букет брошенных сверху анемонов. Я поглядел на быка. Он затрясся, а когда конвульсии прекратились, на веки его опустились мухи. Сверху, где самые дешевые ряды чернели головами критян, донесся торжественный ропот – словно бы они увидели предзнаменование.

Мы направились к выходу. Я устал, но не настолько, чтобы не думать. Я знал, что священных быков охраняют надежно; простому человеку к их стойлам даже не подойти. Я поглядел на пустующее место Миноса и того, кто сидел возле него. Наш хозяин как раз принимал поздравления. Но я успел разглядеть его глаза, пока он не видел моих.

Там, где меня уже не могли видеть, я не стал проявлять излишней гордости и позволил унести себя. На Бычьем дворе знахарка омыла меня, перевязала ногу и дала горячий подкрепляющий напиток.

Актор смотрел на меня, насвистывая сквозь зубы. Глаза наши встретились. Он многозначительно поглядел на знахарку, молча кивнул и ушел.

Возле моей подстилки стояла Фалестра, уперев одну руку в бок, а другой почесывая голову. Я поманил ее к себе. Наклонившись, она посмотрела на меня – не как женщина на раненого мужчину, а как выжидающий в засаде воин. Я шепнул:

– Быка опоили.

Она кивнула.

– Надежно ли укрыто оружие? Астерион ничего не проведал? – спросил я, раздумывая, скоро ли он пришлет за мной и какую смерть уготовил.

Фалестра отвечала:

– Вряд ли он что-то знает, иначе бы оружия уже не было на месте. Все в порядке, не тревожься понапрасну: ты все равно ни на что не годен, пока не отдохнешь.

Я заметил, как она отгоняет от меня плясунов, подходивших поговорить. Фалестра не была дурой; она понимала, что времени для отдыха у меня, скорее всего, больше не будет. Лежа я обдумывал ее слова, хотя мыслям мешали усталость и зелье, что дала мне знахарка: «Астерион не может знать, что я убил Миноса, иначе бы открыто предал меня смерти. Едва ли ему известно и об оружии, тогда бы оружия у нас уже не было. Но что, если он проведал о нас с повелительницей? Или понял, о ком говорят ее предсказания? Или же допросил Перима или сыновей? Что известно ему?»

Так думал я, против желания впадая в дремоту. Я вновь услышал крик критян: это бог сразил быка и поверг зверя к моим ногам.

«Нечего сомневаться, – решил я, – бог действительно помог нам».

Казалось, я все еще ощущаю его присутствие, торжественную угрюмость, рядом с которой таким неуместным казался мне шум Бычьего двора. Так, за размышлениями, я и уснул. Мне снилось детство, полдневный покой в святилище и говор ручья.

Проснулся я, когда уже засветили огни и танцоры усаживались за еду. Аминтор, должно быть ожидавший, когда я открою глаза, тут же подошел и спросил, что мне принести. Я сел – через силу – и поинтересовался, что слышно о смерти Миноса.

Он огляделся: возле нас никого не было, все ели.

– Ничего, Тесей. Кто рассказал тебе об этом? Можно ли доверять этому человеку? Сегодня говорят о другом. Утверждают, что, когда до южного ветра флот ушел к Сицилии, вместе с ним отправился и Минос, хотя это держали в тайне. Говорят, он решил взять остров внезапностью, чем и вызвано умолчание. В нижнем дворце молву опровергли, из чего следует, что она может оказаться справедливой.

Он принес мне еду – ячменный пирог и кусок сот. Опершись на локоть, я ел, гадая, когда же придет весть, что Минос погиб в Сицилии. Да, эта тварь умеет мыслить, решил я, и знает цену быстроте. Астерион отрицает этот слух – умно придумано, я бы не догадался до такого.

И тогда я подумал: «Выходит, ему по-прежнему необходимо время».

Явилась знахарка, ощупала меня, умастила маслом и размяла мои конечности: похлопывая, пощипывая и постукивая. Оглядела рану, произнесла заклинания и сказала, что все заживет. За столом танцоры беседовали за двукратно разбавленным вином: наступил последний час перед сном и дев уже увели. Я расслабился под ладонями старухи, ощущая, как растягивается в моем теле каждая жилка, как живее течет в нем кровь. Боль прошла, лишь рану пощипывало от вина да клонило в сон. Когда знахарка ушла, я повернулся, чтобы снова уснуть. И тут увидел Актора, остановившегося у моего ложа.

– Итак, – сказал он, – ты наконец ожил. Я напишу объявление об этом на двери Бычьего двора, чтобы не сбивать понапрасну ноги. Крепко ты спишь. Проспал целое землетрясение, пока все чужеземцы рядом с тобой взывали к своим богам. Я было решил – помер, а ты просто спал как младенец.

– Землетрясение? – Я недоуменно огляделся и понял. – Ну да, конечно. – Я вспомнил, как ощущал рядом с собой присутствие грозного бога; но тогда усталость не позволила мне осознать полученное предупреждение.