Шрифт:
10 июня 1941 года ученики ленинградской военно-морской спецшколы вышли в свой первый, хотя и не особенно далекий рейс до острова Валаам.
Раймонд Тырва следил с кормы, как девичья фигурка на краю дебаркадера, постепенно уменьшаясь, размахивала вытянутыми руками. Каждый жест означал букву флотского семафора. Буквы складывались в слова.
«До встречи двадцать девятого, – читал Раймонд, помахивая снятой с головы бескозыркой в знак того, что семафор принят. – Счастливого плавания…»
И тут Тырва в первый раз пожалел, что ее в порядке исключения не приняли в морскую спецшколу.
Я вернусь, подружка, скоро. Не грусти, не плачь ты… —
неслось над Невой.
Пароход оборвал песню прощальным гудком и сразу настроил всех по-походному.
«Спецы» направлялись в островной лагерь на целых сорок дней. Димка Майдан сунулся было в рулевую рубку, но обнаружил поперек трапа цепочку с надписью: «Пассажирам вход строго воспрещен». Конечно, цепочка не препятствие. Через нее запросто можно перелезть. Но из рубки могли прогнать, заклеймив обидным словом «пассажир». Поэтому Майдан предпочел не рисковать. Дверь в машинное отделение, наоборот, оказалась распахнутой. Там со свистом метались огромные мотыли. Человек в засаленном комбинезоне, ловко уклоняясь от пляшущего железа, подливал в подшипники густую коричневую жижу. Димка заглянул в машину и понял, что цепочка здесь и не требовалась. Кто же рискнет переступить порог, когда отовсюду брызжет горячее масло?
Поскольку больше смотреть было не на что, Майдан вернулся в кубрик, точнее, в салон третьего класса, где расположился его взвод. Мымрин, как всегда, завтракал. На этот раз в пергаментном пакете были не бутерброды, а вареные куры.
Гриша оторвал мясистую ляжку и с аппетитом обсасывал косточку.
– Гриша, что же ты не угощаешь? – удивился Бархатов. На правах лучшего друга он мог себе позволить такой упрек.
Мымрин нехотя оторвал ему крылышко, но потом передумал.
– Понимаешь, если я тебе дам, надо будет угостить того, другого, третьего. А куриц всего только три, и никто не получит полного удовольствия.
– Почему не получит? – покраснел Лека, прекрасно сознавая, что спрашивать глупо. Но ничего другого он выдумать не мог.
– Слишком маленькая будет порция, – невозмутимо объяснил Мымрин и сам стал обгладывать крылышко.
– Железная логика, – усмехнулся Антон Донченко.
– Скорее куриная, – возразил Тырва.
Ребята заржали, а Лека молча пересел на другую скамейку.
– Чего там, – сказал Гена Ковров. – Сейчас Зубарик сожрет весь птичник на глазах у изумленной публики.
– Зачем сразу? – снисходительно удивился Мымрин. – Но только матушка на весь взвод и не рассчитывала.
– Заткнись своими курицами, жадюга, – оборвал Мымрина Лека Бархатов.
– Просто кулак, – поддержал его Антон Донченко. – Даже говорить противно.
– Послушай, Лека, – засмеялся Куржак, – есть возможность отличиться. Как будто твой отец уничтожал кулаков как класс.
– Басмачей, – поправил Бархатов.
– Один черт, мироеды, – балагурил Жорка. – Всем известно, что мелкая собственность ежечасно рождает кулаков. Этого типа следует раскулачить…
– Только попробуй, – ощетинился «мироед».
Но пробовать никто не стал, потому что в салоне вдруг появился незнакомый парень и скомандовал Тырве как старому знакомому:
– Айда в буфет. Там есть пралине и лимонад.
– Что это за тип? – спросил Аркашка у Димы Майдана. Димка всегда все знал.
– Новенький, Петька Шлыков, – информировал Майдан. – Его в прошлом году не приняли. В табеле были сплошные «посы». Теперь подтянулся и назначен в наш взвод. Да ты его должен помнить. Он на приемной комиссии хвалился письмом наркому обороны и показывал нам ответ.
Теперь и Гасилов узнал Райкиного приятеля, который обиделся на Тырву за то, что сам не прошел по конкурсу.
Все ребята, кроме Димки, побежали в буфет за фруктовой водой и дешевыми вафельными тортами, облитыми соевым шоколадом. В буфет пришел даже Мымрин. Тырва посмотрел на птицевладельца, и тут ему в голову пришла великолепная идея.
– Шапку по кругу, – распорядился помощник командира взвода. – Куржак покупает на всех.
Димка Майдан от угощения отказался, заявив, что он не голоден.
– Брось, Дмитрий, – твердо возразил Тырва. – Среди нас чужих нет. Садись и ты, Мымрин.
Зубарик отрицательно качнул головой. Он понял, зачем помощник командира взвода затеял складчину, и купил себе лимонаду отдельно. Но и такая предусмотрительность не обеспечила Мымрину сохранности домашней снеди. Вечером, когда пароход миновал Шлиссельбург, он вновь решил полакомиться курятиной и обнаружил в своем пакете лишь аккуратно обглоданные косточки.
– Где мои курицы? – охнул Зубарик.
Он в ярости дернул за вощеную бумагу, рассыпав объедки по палубе.