Шрифт:
– Ау, ау! – перекликались исследователи. Гулкие своды вторили голосам со всех сторон.
– Ау! – раздалось в ответ совсем рядом. Димка шагнул вперед и наткнулся на острый луч карманного фонарика.
– Дмит’ий Майдан! – сказали из темноты. – Что вы здесь делаете?
– Изучаю вражескую оборону, – не растерялся Димка.
– Кто здесь вместе с вами? – спросил командир роты.
– Я один, – доложил Майдан.
Неподалеку послышался шорох. Оль поднял фонарик, но он светил всего на несколько метров.
– Гм. Мне казалось, что т’ое…
– Здесь раскатистое эхо, – возразил Димка. Для примера он издал знаменитый матросский клич: – Полундра!
– Ндра-а… Ра-а… А-а! – отозвалось подземелье.
– Весьма п’авдоподобно, – сказал Ростислав Васильевич. – Но это усугубляет ваше положение. Какое легкомыслие! Здесь могли быть мины. П’едставляете – получить ’анение или сломать ногу и остаться без помощи в темноте.
– Виноват! – сказал Майдан. Прямо из подвала он отправился на камбуз. На три дня Димка поступил в распоряжение Елены Эдуардовны на предмет чистки картошки.
В лагере Святогорова уже разыскивал рассыльный. Его срочно вызывали в штаб к старшему политруку. Петровский сидел темнее тучи.
«Неужели ему уже все известно? – обеспокоился Михаил Тихонович. – Мальчишки могут подумать, что я нарушил свое слово».
Но командира взвода вызвали в штаб совсем по другому поводу. Петровский протянул ему почтовую карточку и предложил ознакомиться. Святогоров быстро пробежал текст и рассмеялся.
– Ничего не вижу смешного, – холодно заметил старший политрук. – С чем здесь сравниваются лагерные сборы? Какие снаряды? Кто заставляет купаться в озере? Какой шторм?
В штабе появился командир роты Оль. Он в свою очередь прочитал открытку и тоже заулыбался.
– Сговорились вы, что ли? – спросил Петровский. – Нашли анекдот. Я этого юнца еще с зимы запомнил. Бросал хлеб в урну для окурков. Избалованный тип.
Старший политрук бушевал не на шутку. Хорошо, что открытка ученика Гасилова попалась на глаза преподавателю Артяеву, который перебирал почту, готовя ее к отправке на пароход. Можно себе представить, какой скандал подняла бы мамаша, получив с Валаама такой привет. В лагерь зачастили бы комиссии гороно. Поди потом доказывай, что ты не верблюд.
– Насчет комиссий вы, пожалуй, п’авы, – заметил Оль. – ’азби’ательство было бы очень неп’иятным для Василия Игнатьевича А’тяева. Не случайно он больше всех беспокоился.
– В чем дело? – удивился старший политрук.
– Гасилов получил несправедливое наказание, – объяснил Михаил Тихонович и коротко изложил суть.
– Я не стал отменять взыскание, чтобы не под’ывать авто’итета дежу’ного по лаге’ю, – добавил командир роты.
– По всей вероятности, его следовало бы отменить, – покачал головой Святогоров. – Дело не в самом наказании, а в его воспитательной роли. Ученик Гасилов был оскорблен несправедливостью, вот у него и заработало воображение.
Получив эту информацию, Петровский сразу остыл и стал слушать внимательнее. Старший политрук понимал, что теперь открытка ученика выглядела в ином свете, и это требовало дополнительного разбирательства.
Постепенно в штабе собрались преподаватели.
– Надо еще установить лицо родителей данного ученика, – возмущался Артяев. – Здесь имеет место политическая клевета: «Ваш каторжник».
– Читать не умеете, – заметил Оль. – Слово-то взято в кавычки.
– Не имеет значения, – отмахнулся учитель биологии.
– Очень даже имеет, – вмешался литератор Марусенко. – Могу дать точную справку: «Кавычками выделяются также отдельные слова и выражения, употребляемые в необычном смысле, иронически».
– Как нам поступить с автором? – спросил Петровский.
– Разрешите, я поговорю с Гасиловым, – предложил Михаил Тихонович. – Его следует убедить, чтобы он взял свою открытку обратно.
– Прежде всего в том, что такие письма писать нельзя, – уточнил старший политрук и засмеялся. – Можно себе представить, что было бы с родителями.
Совещание в штабе лагеря неожиданно превратилось в маленький педсовет. Преподаватели говорили о том, что в первое же воскресенье лагерь стал неуправляемым. Ученики разбрелись по острову и начали куролесить.
– Еще один такой выходной день, – признался Михаил Тихонович, не вдаваясь, однако, в подробности, – и можно сойти с ума…
На следующий день в лагерь приехал директор спецшколы Сергей Петрович Уфимцев. Он задержался в Ленинграде для оформления документов выпускников, которые распределялись без вступительных экзаменов по военно-морским училищам. Всю неделю директора осаждали перепуганные родительницы, которые где-то услышали, что пароход «Володарский» на Ладожском озере попал в шторм.