– Но ведь он уехал. И она тоже.

– Но муж-то ее здесь?

Джереми нажал на газ, и машина, завизжав покрышками, рванулась с места.

Покинутый дом всегда навевает какое-то особое ощущение заброшенности. Джереми стоял у кожаного дивана в гостиной Килбрайтов и чувствовал, как пуст их дом. Он провел пальцами по абажуру торшера – пыль здесь не вытирали по меньшей мере две недели. Его больше не смущало то, что они с Ллуэлин вломились в чужой дом. Сюда никто уже не вернется.

Послышался скрип ступенек. Он поднял голову и увидел, что сверху спускается Ллуэлин.

– В шкафах пусто, – объявила она.

Джереми кивнул. Ничего другого он и не ожидал. Похоже, это мертвое дело. И, может быть, в буквальном смысле слова тоже. Он подозревал, что романтический треугольник и бегство любовников – всего лишь ширма для какой-то кровавой истории. Все, что он до сих пор узнал о тайном обществе, говорило о том, что вряд ли оно занимается организацией безобидных курортных туров.

– Может быть, мы сумеем разыскать их где-нибудь на Багамах? – предположила Ллуэлин.

Джереми покачал головой. Никто уже не вернется.

Телефон зазвонил в тот момент, когда Кеннисон садился обедать. Карин подала обед точно по расписанию. Телячья отбивная под соусом «бешамель» с мускатным орехом. Кеннисон только успел поднести первый кусочек ко рту, как его прервала Беттина.

– Вас к телефону, сэр, – сказала она с легким поклоном. Она была стройна, изящна, и черный фрачный костюм дворецкого ей очень шел.

Кеннисон с сожалением взглянул на свою тарелку. Рут-Энн, его повариха, не имела себе равных во всей стране, от ее шедевров просто невозможно оторваться. Он поспорил с ней, что она не сможет каждый день в течение года готовить новое блюдо, но прошло уже больше полугода, а она еще ни разу не повторилась. Он вздохнул.

– А они не могут подождать? Я только что сел обедать.

– Говорят, это срочно, сэр.

– Хорошо, мадам дворецкий. Я буду говорить из кабинета. Передайте Рут-Энн, пусть держит все на огне, я только на минуту.

Его кабинет был отделан темным дубом, в шкафах стояли книги – не слишком мало и не слишком много. Письменный стол в тон стенным панелям был обширен и совершенно пуст, если не считать маленькой таблички с надписью каллиграфическим почерком: «Чистый стол – свидетельство грязных мыслей». Легкий юмористический штрих, который, как и исключительно женская прислуга в доме, должен был создавать у посетителей определенный образ. Бонвиван Кеннисон, человек огромных возможностей – и финансовых, и сексуальных. Конечно, на самом деле все было не совсем так. Его подлинная финансовая мощь оставалась скрытой – он демонстрировал лишь часть ее, достаточную, чтобы производить впечатление и чтобы перед ним открывались двери, которые иначе остались бы запертыми, но недостаточную, чтобы наводить людей на мысль – а откуда у него все это? Но зато если эта сторона была сильно преуменьшена, то другая настолько же сильно преувеличена, так что равновесие в конечном счете сохранялось.

В кабинете, обставленном под старину, были только два предмета современного вида – телефон и лампа для чтения. И здесь крылся тонкий расчет – намек на то, что он идет в ногу с временем. Лампа была с программным управлением, она отзывалась на звук и движение благодаря разбросанным повсюду датчикам: стоило ему войти в кабинет, как она «узнавала» об этом и загоралась с нужной яркостью и так, чтобы никогда не светить в глаза. Телефон тоже был весьма совершенный, оборудованный множеством разных вспомогательных устройств, в том числе и разрешенных законом.

Он подошел к столу и снял трубку.

– Да, я буду говорить.

Лампочка, означавшая, что снята параллельная трубка у дворецкого, погасла. Кеннисон увидел, что звонят по специальной линии, о существовании которой телефонная компания даже не подозревала.

– Лев слушает.

– Номер седьмой.

Кеннисон поднял брови. Гретхен Пейдж? И хочет говорить со скрэмблером, шифрующим слова, чтобы их нельзя было подслушать? Значит, не уверена, что эта линия не прослушивается? Он выругался про себя. Как она не понимает, что сейчас самая надежная мера безопасности – вообще не поддерживать контактов друг с другом? Его пальцы забегали по клавишам, настраивая скрэмблер на код номер семь. Он знал, что Пейдж на том конце провода делает то же самое.

– Да? – сказал он.

– Посмотри вечернюю программу новостей из Вашингтона. Я узнала об этом из местных новостей, они идут здесь на час раньше. Ты как раз успеешь. Я еще позвоню.

Трубка умолкла. Гудка эта линия не давала – вместо него Кеннисон слышал только бесконечную мертвую тишину. Потом где-то в бесконечности ему послышался слабый щелчок.

Дрожащей рукой он положил трубку. Щелчок. Неужели кто-то обнаружил частную линию, которая соединяет его с Пейдж и кое с кем еще, и теперь ее прослушивает? Может быть, Вейл?. Великая Гарпия? Подозревает, что он что-то замышляет? Наверное, пора действовать. Хватит осторожного прощупывания и двусмысленных разговоров. Надо им все сказать прямо. Даже Пейдж. Особенно Пейдж, пока она не вздумала действовать по собственному усмотрению. Все они его соперники, но что из этого? Он вспомнил, что Линкольн сформировал кабинет министров из самых ярых своих соперников. Он подчинил их своей воле, сделал своими покорными орудиями, а в конце концов заставил полюбить его. Вот Сьюард, например. Сьюард рассчитывал сделать этого невежественного провинциала своей марионеткой, а кончил тем, что стал его самым верным поклонником.