Протоиерей Иоанн также преподавал катехизис в школе и был духовником будущего Патриарха, который вспоминал его как человека глубокой веры и огромнейшего духовного и жизненного опыта: «И моя семья, и мой духовник учили меня видеть хорошее в людях, как это делали мои родители, несмотря на все трудности, которые им пришлось преодолевать в жизни. Любовь, внимание и чуткость к ближнему были критериями, которыми всегда руководствовались и отец Иоанн, и мой отец».

Его первые сознательные шаги совершались в храме, когда он шестилетним мальчиком выполнял свое первое послушание – разливал крещенскую воду в храме, настоятелем которого был его духовник. Уже тогда он твердо знал, что станет только священником. В восемь лет он уже наизусть знал все последование Божественной литургии и любимой его игрой было «служить».

С пятнадцати лет Алексей стал иподиаконом у архиепископа Таллинского и Эстонского Павла (Дмитровского; ум. в 1946 г.), а затем и у епископа Исидора. Учился в русской средней школе в Таллине. В мае 1945 года юному Алексею, в качестве старшего иподиакона и ризничего, было поручено подготовить церемонию открытия обновленного собора Святого Александра Невского в Таллине, в котором вновь начинались богослужения. В этом соборе Алексей стал ризничим и старшим алтарником.

Патриарх вспоминал трудную историю собора Святого Александра Невского: «В 1918 году, после советской оккупации Эстонии, началась кампания по ликвидации собора, и с этой целью были организованы сборы денег даже в школах, среди детей, для «разрушения церквей с русскими позолоченными луковками и часовен русских богов». Все русское общественное мнение и даже Красный Крест выступили против такого вандализма. После провозглашения Эстонской Республики (1920 г.) этот храм стал приходским. В 1936 году было выдвинуто новое предложение: убрать купол Александро-Невского собора и водрузить вместо него шпиль. Сделать его «пантеоном эстонской независимости». В одном архитектурном журнале были опубликованы иллюстрации вида города без «русских луковок», но с «пантеоном эстонской независимости». Я до сих пор храню эти иллюстрации, которые в свое время пригодились мне для спасения храма. Когда в Эстонию пришла Советская власть, она превратила собор в планетарий, считая решения, принятые перед этим Эстонской Республикой, о его разрушении выражением буржуазной власти. С куполов была снята позолота, и собор оставался в таком состоянии до начала войны. Затем, во время нацистской оккупации, он был закрыт немцами, чтобы быть снова возвращенным Церкви, когда советские войска вошли в Эстонию».

С приходом Советской власти в Таллине началась волна арестов, репрессий и депортаций в Сибирь и в северные районы России. Патриарх так вспоминал то время: «Перед войной как дамоклов меч нам грозила высылка в Сибирь. Только чудо Божие нас избавило от этого. После прихода советских войск к нам в пригород Таллина приехали родственники по линии отца. Мы им предоставили свой дом, а сами перешли жить во флигель, скорее даже сарай. Там у нас была комната, в которой мы ютились еще с двумя собаками. В одну из ночей за нами приехали. Обыскали дом. Ходили по участку. В сарай не заглянули. А собаки, которые обычно вели себя очень чутко, ни разу даже не гавкнули. Нас не нашли. После этого случая, до самой немецкой оккупации, мы уже в доме не жили».

«В годы Великой Отечественной войны, – продолжает свои воспоминания Святейший Патриарх, – мой отец духовно окормлял русских людей, которых через Эстонию вывозили в Германию. В лагерях, расположенных в порту Па л диски, в деревнях Клоога, Пылкюда, в очень тяжелых условиях содержались тысячи людей, в основном из центральных областей России. Общение с этими людьми, много пережившими и перестрадавшими, перенесшими на родине многие

преследования, но все равно оставшимися верными Православию, поразило моего отца и позже, в 1944 году, укрепило его в решении остаться на родине. В это время у моей дорогой матушки появилось молитвенное правило. Она каждый день стала читать акафист перед иконой Божией Матери «Всех скорбящих Радость».

В 1946 году Алексей Ридигер сдал экзамены в Петербургскую (Ленинградскую) духовную семинарию, но не был принят, поскольку ему в то время еще не исполнилось восемнадцати лет. В следующем, 1947 году, он был зачислен сразу на 3-й курс семинарии, которую окончил по первому разряду в 1949 году. По окончании учебы он поступил в Ленинградскую духовную академию, возрожденную после долгого перерыва.

«Как студенты, так и преподаватели, многие из которых были на закате своей жизни, но желали передать свои знания и духовный опыт, воспринимали возрождение духовных школ как подлинное чудо, – вспоминал Патриарх. – Многие вещи остаются в душе на всю жизнь. В Ленинграде преподавал профессор Александр Иванович Сагарда. У нас он вел «Историю Древней Церкви» и «Священное Писание Нового Завета». Он был человек удивительно глубокой веры. Когда он рассказывал о мучениках, его волнение и переживания были столь сильными, что он выходил из аудитории, чтобы утереть слезы. Помню, как кто-то из студентов не мог достойно ответить на его вопросы. Надо было видеть лицо профессора! Он очень разволновался, взял Евангелие и, показывая его нам, произнес, вкладывая всю свою душу в слова: «Вы должны полюбить эту книгу!» Он сказал эти слова с таким чувством, с такой силой, что они навсегда остались у меня в душе. Я мог бы еще приводить такие случаи, они являются примером, как нужно учить отношению к Церкви и к богослужению».

Преподаватели оценили в будущем Патриархе серьезность, чувства ответственности и верности Церкви. Епископ

Таллинский Исидор поддерживал контакты с преподавателями Академии. Он мог радоваться положительным отзывам о «блистательной личности» его воспитанника.

15 апреля 1950 года Алексей был рукоположен во диакона, а 17 апреля того же года – во священника. Патриарх вспоминал: «Сан диакона дает, с одной стороны, возможность участвовать в совершении таинства, а с другой – еще не налагает такой ответственности, которая ложится на священника. Мне пришлось быть диаконом всего один день».

8 декабря 1949 года скончался епископ Исидор, и управление Таллинской епархией было временно передано митрополиту Ленинградскому и Новгородскому Григорию (Чукову), который посоветовал молодому человеку закончить учебу в Академии экстерном и начать свое пастырское служение в Эстонии. Митрополит Григорий предложил ему на выбор: или настоятельство в Богоявленском храме в Иыхви (Johvi), или настоятельство в храме города Пярну, или стать вторым священником в Александро-Невском соборе. Патриарх вспоминал: «Митрополит Григорий сказал, что не советовал бы мне сразу идти в Александро-Невский собор, потому что там все знали меня как иподиакона… Я выбрал Иыхви, потому что это на полпути между Таллином и Ленинградом. Я очень часто ездил в Таллин, потому что там жили родители. И в Ленинград я тоже ездил часто, потому что пусть и учился экстерном, но заканчивал учебу вместе со своим курсом».

На следующий день после хиротонии отец Алексий получил свой первый приход в Таллинской епархии и в течение более чем трех лет сочетал с приходским священническим служением заочное обучение в Духовной академии, которую он закончил в 1953 году с высшим баллом, защитив диссертацию «Митрополит Филарет (Дроздов) как догматист».

Об этом первом приходе Патриарх хранил глубокие воспоминания: «На своем первом приходе, в Богоявленском храме города Йыхви, куда я был назначен 17 апреля 1950 года, я прослужил семь с половиной лет. Паства там была непростая. А как иначе? Они приезжали в шахтерский город после войны из самых разных регионов по специальным направлениям. Работы в шахтах были тяжелыми, аварийность высокой. Как пастырю мне пришлось иметь дело со сложными судьбами, с семейными драмами, с различными социальными пороками, и прежде всего с пьянством и порождаемой им жестокостью. На своем втором приходе в Тарту, где я 15 июля 1957 года был назначен настоятелем Успенского Собора, вплоть до самой своей архиерейской хиротонии, я, наоборот, застал и в приходе, и в приходском совете старую университетскую интеллигенцию. Тарту – университетский город, летом спокойный, а зимой очень веселый, когда приезжало много студентов. Успенский собор Тарту был в плохом состоянии. Требовались важные реставрационные работы: деревянная часть была изъедена жучком, а в Никольском приделе пол начал проваливаться прямо во время Божественной литургии…» Священник Алексий Ридигер принимает решение отправиться в Москву, чтобы просить финансовой помощи в Патриархии. Он был представлен секретарем Патриарха Д.А. Остаповым Алексию I, который распорядился, чтобы молодому инициативному священнику была оказана финансовая помощь.