Символическую природу чеховской поэтики в полной мере восприняли создатели спектакля в Московском Художественном театре. И с тех пор на занавесе этого театра изображена парящая чайка как символ надежд, как устремленность к высшим ценностям, которых никогда не устанет желать человеческое сердце.

«Вишневый сад»(1904)

После «Чайки» были пьесы, которые часто называют трагедиями неизменности: «Дядя Ваня» (1899) и «Три сестры» (1901).

В 1903 году была написана, а в 1904 году была поставлена последняя комедия А.П. Чехова – «Вишневый сад».

Премьера её состоялась в Московском Художественном театре в день рождения Чехова – 17 января 1904 года, когда исполнялось двадцать пять лет творческой деятельности писателя.

«Вишневый сад» называют «лебединой песней» Чехова. И это действительно так. Это его последняя пьеса, которую создавал он, преодолевая физическую немощь и понимая, что дни его сочтены.

Чехов как врач не заблуждался относительно отпущенных ему сроков. Силы быстро таяли, а сказать надо было так много… «Вишневый сад» – это духовное завещание Чехова, его прощание с жизнью, последний взгляд на неё.

Работа над пьесой началась весной 1901 года, о ней он говорит в письме к О.Л. Книппер, актрисе Художественного театра, вскоре ставшей женой Чехова: «…напишу, если ничего не помешает, только отдам в театр не раньше конца 1903 года». То есть собирался работать над «Вишневым садом» до конца отпущенного ему земного срока – «если ничего не помешает…» В промежутке между 1901 и 1903 годом, в ходе работы над пьесой, Чехов пишет ещё «Архиерея» и «Невесту». О них мы уже говорили.

Посмотрим же, что оставил нам Чехов в своей драматургии.

Сюжет прост и типичен для России конца XIX – начала XX века. Происходит смена хозяев жизни. Дворяне (Раневская, Гаев) разоряются, купцы обогащаются (Лопахин) и приобретают в собственность всё, что им угодно.

Действие начинается с обсуждения путей спасения имения. И варианты такого спасения есть. Но… Старые хозяева почему-то никаких мер в итоге не предпринимают, в результате чего теряют «вишневый сад», прощаются с ним и уезжают.

Новый хозяин вступает во владение своей новой собственностью.

А молодая поросль – юное поколение в лице «вечного студента» Пети Трофимова и дочери Раневской Ани – не разделяют ни скорби старых хозяев, ни практических устремлений хозяев новых. Они преисполнены исторического энтузиазма и радостно приветствуют наступление «жизни новой», впрочем никому, включая и их самих, пока неизвестной.

На первый взгляд, конфликт типично социально-исторический: «волки» и «овцы», который в дочеховской драматургии сводился бы к показу того, как жестокие хищники пожирают симпатичных, но слабых, а потому исторически обреченных барашков; и как последние при этом красиво страдают, а первые – гнусно торжествуют. На чьей стороне симпатии зрителя и читателя – спрашивать не надо. Как не надо уточнять и того, кто конкретно виноват в «овечьей» гибели.

У Чехова всё иначе. Не так, как в старых пьесах. И даже не так, как в жизни. Конфликт его «Вишневого сада» не удерживается в конкретных, социально-исторических границах. Он буквально сразу начинает перетекать в какие-то трудноуловимые духовные сферы. «Волк» Лопахин совсем не гастрономически, а напротив – трогательно и благородно – любит Раневскую. Он явился к встрече их ночного поезда, чтобы успокоить её: выход из положения есть, имение можно спасти, он готов дать в долг деньги и т. д. (правда, встречу он проспал, что, скорее всего, свидетельствует о его внутреннем сопротивлении собственному альтруизму). "Утопающие» в бурном житейском море Раневская и Гаев, вместо того, чтобы хвататься за соломинку, начинают… страдать глухотой, не позволяющей им услышать практические советы.

В конце концов, как ни прячь голову под страусиное перо, как ни отвлекай себя вальсом и мазурками, колокол судьбы грянет, и ты его услышишь.

Чуда не бывает, как бы его ни хотелось. Имение продано. Надо освобождать пространство для новых хозяев.

Каков же итог? У вишневого сада больше нет старых владельцев. Впрочем, нет и новых, потому что больше нет и самого сада. Вишневый сад новым хозяином вырублен.

В «Записной книжке» Чехова есть такая грустная запись: «Как я буду лежать в могиле один, так в сущности я и живу одиноким». И это при том, что все мы знаем о вечном гостеприимстве Чехова, о многочисленных друзьях и родственниках, которых он неизменно зазывал к себе. Веселое общение с гостями стало со временем необходимым лекарством от одиночества: «Я положительно не могу жить без гостей. Когда я один, мне почему-то становится страшно, точно я среди великого океана солистом плыву на утлой ладье».

Это с годами усиливающееся в жизни Чехова чувство одиночества явственно ощущается в его последней пьесе.

Шарлотта, показывающая фокусы, развлекающая всех своими шутками и трюками, признается Епиходову: «Эти умники все такие глупые, не с кем мне поговорить…Всё одна, одна, никого у меня нет и…и кто я, зачем я, неизвестно…»

Епиходов, в свою очередь, настолько, оказывается, одинок, что всегда носит с собой револьвер, пока не решив, чего же ему, собственно, хочется: жить или застрелиться? Именно тогда, когда люди так тяжело, так безнадежно одиноки, когда они, как в болезни, замыкаются в своих несчастьях и проблемах, – и возникают диалоги глухих, не слышащих друг друга людей.