– Увидите.

Они шли меж развалин когда-то прекрасных строений. Ян вспоминал их прелесть и удивлялся – чем они были так притягательны, ведь дома здесь точно не были произведениями архитектурного искусства? Выглядели они скорее просто и опрятно. Главным же была в них какая-то трудноуловимая жизнь, что-то одухотворенное, абсолютно родное и внутреннее. Что же случилось сейчас? Почему улица так безбожно разрушается? Ян заметил на остатках тротуара покореженную велосипедную раму с колесами, согнутыми в крутые восьмерки. На этом велосипеде совсем недавно ездил почтальон. Еще он заметил странную вещь – улица стала поворачивать и загибалась все сильнее. Раньше он видел лишь ровную линию домов, уходивших под горизонт. Своим наблюдением Ян поделился с Алей.

– Да, – грустно кивнула она. – Улица искривляется, и это самое печальное. Именно из-за этого рушатся дома.

– Почему это происходит?

– Кто-то не понимает сущности и предназначения этого места, использует его в своих целях, тем самым искажая природу существующих здесь чудес. Скоро все это закончится и здесь будет совсем пусто.

Они дошли до того места, где стоял книжный магазин. Остов здания еще не разрушился, но фасада уже не было, так что внутренность помещения хорошо просматривалась. Ян приостановился. В это время внутри магазина обрушилась полка. Грохот, пыль, с пола взметнулись листки разорванных книг и медленно оседали, как белые голуби, слетающиеся на кормежку.

– А как же вы? Тоже исчезнете?

Аля помолчав, сказала:

– Мы пришли.

Ян огляделся. Они стояли на пороге кинотеатра. Над входом висело табло с названием фильма. Часть наборных букв слетела, и прочитать его было невозможно.

– Идемте.

Они прошли мимо спящей в стеклянной будке кассирши.

– Все-таки вы здесь не одна, – кивнул на нее Ян.

– Да. Спящие и призраки пока еще остались.

В фойе кинотеатра были тишь и безлюдье. Ян и Аля бесшумно ступали по мягкому бордовому ковру, устилавшему пол. По стенам висели афиши и фотографии актеров и режиссеров. Некоторые лица Ян узнал.

– Они что, все здесь были?

– Они, и не только, – ответила Аля. – Просто удержаться смогли только те, кто остался верен себе. Знаете, кинематограф – область, в которой очень много соблазнов, но все равно она остается подлинным искусством. Не все это понимают.

– А там что? – Ян указал на небольшой сектор стены у самого входа в кинозал.

– Это? – Аля подошла к фотографиям. – Работы вашего знакомого. Фотографа.

Ян подошел ближе. Фотографии были старые, чуть ли не дагеротипные. На всех были изображены люди в гимнастических костюмах начала двадцатого века. Крупные усатые мужчины в трико держали в согнутых руках гантели с чугунными шарами и пудовые гири. Женщины выполняли гимнастические упражнения. Все изображения дышали жизнью. Словно фотографу удалось уловить тот дух здоровья и красоты, который исходил от винтажных спортсменов. Глаза их смотрели живо и весело, наполняя этой живостью и самого зрителя. Как это удавалось передать с помощью столь примитивной техники фотографии, было не понятно.

– Это что, какая-то реконструкция? – спросил Ян. – Не мог же он на самом деле жить в то время?

– На самом деле? – чуть усмехнулась Аля. – А что тут на самом деле? Посмотрите, вы чувствуете, как дышат эти фотографии? Они уже вне времени и проживут вечно. Все, что сделано с подлинным вдохновением, не имеет возраста.

– Я бы хотел взять одну из них, – сказал Ян.

– Зачем вам?

– Так, на память…

Он уклонился от правдивого ответа, потому что уже точно знал, зачем ему нужна фотография. Идея новой вечеринки родилась само собой. Однако посвящать Алю в эти планы Ян опасался. Нужно было как-то сменить тему.

– Послушайте, Аля, я вас давно хотел спросить об одном человеке. Собственно, он мне подсказал ваше имя. Ну, не совсем. Просто вашим именем названа его музыкальная композиция и…

– Я знаю, о ком вы, – строго сказала Аля.

– Он знает про это место?

– Однажды его посетило вдохновение, и оно отпечаталось здесь. Но как он распорядился им дальше… В общем, сейчас я не могу сказать, что знает, а чего не знает этот человек.

Тон Али не предполагал дальнейших расспросов.

– Мы не опоздаем на сеанс? – спросил Ян.

– К сожалению, на него нельзя опоздать.

Они отдернули портьеру, загораживающую вход, и шагнули в темный зал.

– А почему «к сожалению»? – шепотом спросил Ян, хотя в зале никого не было.

– У фильма нет начала и нет конца, – тоже шепотом ответила Аля. – Пленка оборвана. Я даже не могу узнать имени режиссера. Потому что титры на исчезнувших кусках.

– Я думал, вы тут всех знаете, – говорил Ян, когда они бочком пробирались к середине ряда.

– Увы, нет. Кое-кто ускользнул. Большие художники часто остаются безличными. Их творения гораздо важнее их самих.

– Да? Я думал, все наоборот. Личность художника – важнее всего.

– Конечно, нет. Хотя мне бы очень хотелось узнать его имя и вообще кто он. Это бы помогло сохранить улицу… Все. Давайте, смотреть.

Фильм относился к категории арт-хаусных картин. Ян с трудом мог вычленить какой-то конкретный сюжет. Тем не менее, красота планов, чарующая смена картин, необычность ракурсов завораживали. Непривычный к такому виду искусства, Ян был заворожен настолько, что уснул под мерный стрекот киноаппарата.