Долго разговаривали за столом, потом улеглись: Мариэтта Сергеевна — на кровати, Мария Тимофеевна — на деревянном топчане. То одна, то другая приподнимутся на локте. Хозяйке хочется расспросить гостью, а гостья настойчивее, опытнее в расспросах.

— Страда круглый год, — опять рассказывала Мария Тимофеевна. — Посевная начнется, сроки растягиваются. А старые люди у нас говорят: посеешь в май — будет зерна через край, если в июнь — то хоть сей, хоть плюнь. А еще если в июле посеешь, то соберешь в октябре! В сорок третьем в засуху зерновых на круг получили, стыдно сказать, около двух центнеров, а самый высокий урожай семь-восемь центнеров.

— А на семена сколько идет?

— Почти центнер. Как работали, спрашиваете? На быках, на коровах пахали и сейчас пашем!

Об этом мучении и рассказать трудно. По весне коров обучали ходить под ярмом. Она идет, идет и ляжет, и что хочешь с ней делай — не встает. Мария Тимофеевна в «Красном партизане» на коровах пахала. Уполномоченной туда назначалась. Она ведь не только указывала, требовала скорой пахоты, но и помогала, чем могла, даже плуг ее руки знал.

Корова ляжет в борозду, она ее уговаривает, стегает вицей — не встает корова, хоть плачь. Потом пахать приноровилась. Выкопает яму перед мордой коровы, за рога ухватится и тыкает. Комолых коров на пахоту не брали. Скотине дышать в ямке нечем, она и встает.

Промучается пахарь всю ночь, наработается, а к утру в райком надо, там рабочий день начинается, а туда семь километров. Идет и спит на ходу.

А как из лукошка сеяли? В колхозе «Калиновка» старики вспомнили дедовский метод. В «Красном партизане» 14-летние мальчишки переняли их метод. В войну была сплошная мобилизация. Семь годков тебе, колоски собирай, на току зерно суши, переворачивай. А если 14 лет стукнуло — трудовая повинность.

— Лодырей и дезертиров с колхозного фронта отдавали под суд. Иначе нельзя, — не то чтобы обреченно, а со вздохом, потупив взор, рассказывала райкомовский работник.

Ее-то уж ранним детским трудом, нелегким крестьянским бытом не удивишь. Выросла в бедной семье, в тридцать третьем голод испытала. Все, что росло в окрестностях, все что зеленое, съедали — полевой лук, щавель, калачики, лебеду.

В одиннадцать лет хлеб умела стряпать, а с четырнадцати в поле работала, в тракторной бригаде: и водовозом, и поваром, и учетчицей. После ужина за продуктами в деревню ездила. Возвращалась к полуночи. Три-четыре часа на сон — и опять к печке, к котлу, накормит трактористов, посуду вымоет, садится составлять отчет.

В школу ходила за 15 километров по степи, зимой в 40-градусные морозы. Для школы сами ученики топливо добывали, сами печки топили. Но тогда и думалось: все так живут и все так работают на белом свете. В райкоме партии поняла другое: от людей, от организаторов многое зависит.

Чесменскому району долгое время с секретарями не везло: не то чтобы никудышние люди были, просто неопытные, неподготовленные, а время трудное, крутое.

В сорок третьем из области в район приехал уполномоченный Френкель. Хороший, умелый организатор, по специальности инженер, с твердым, волевым характером и, вообще, одаренная натура. Себя нигде не жалел. Он остался в районе первым секретарем. На партийной конференции ему высказали добрые напутствия и посочувствовали: мол, нелегкий район достался, и раньше-то не блистал успехами, а война вовсе подорвала экономику. Одни лесозаготовки с ума сведут. Но он не побоялся, принял отсталый район.

Со слов Марии Тимофеевны, побеседовав с самим Френкелем, поездив по полям, Мариэтта Шагинян в очерке «Из Миасса в Чесму» напишет про него:

«…Чесма недодавала хлеб государству из года в год. Не так давно секретарем Чесменского района стал бывший работник политотдела Юлий Маркович Френкель. Он вывез Чесму. Чем? Это нужно увидеть на полях… таблички: «За это поле ответственная бригадир такая-то» — нет обезлички.

И принцип у него: не менять людей в колхозе. «Если работник плох — я его поправлю, добьюсь, чтобы он стал хорошим. А хороший работник у меня не теряется, не может быть не замечен.

Во-вторых, машины. Над тракторным парком у нас стоят, как над родным ребенком, ежечасно следят и проверяют. И, в-третьих, колхозники в свое время получают, что им полагается. Никогда не промедлю срока выдачи. Люди чувствуют, что им стало лучше, дорожат этим…»

Мария Тимофеевна рассказывала и другое. Месяца два назад Юлий Маркович поехал в колхоз «Кзыл Юлдуз». Навстречу — ходок, к оглобле корова привязана. Ехали райуполминзаг и агент по заготовкам. Секретарь значения не придал, мало ли по какому случаю можно вести корову.

В поселке Редутово видит, у дома люди собрались, дети плачут, женщина голосит. Подъехал, оказалось, у женщины отобрали корову за неуплату налога. А у нее пять ребятишек, муж погиб на фронте. Секретарь аж побледнел, ничего не сказал людям, сел в машину и уехал. Молодцов-разбойников догнал у самой Чесмы и приказал вернуть корову владелице. А на другой день вынес этот вопрос на бюро райкома.

— Он у нас южанин, вспыльчивый, но такого яростного я никогда не видела, — вспоминала Мария Тимофеевна. — Вот мы с ним работаем, он про каждого из нас все знает. Заболел человек — домой придет, к инструктору, к техничке. Но и работу спрашивает.