В частности, в обмен на услуги по иппотерапии детский дом предоставляет разовую помощь, например, сено, картофель и другие овощи для лошадей, старые вещи для ухода за животными; специализированный дом ребенка принял руководителя Конного центра на работу в качестве своего сотрудника на скромную заработную плату, чтобы хоть как-то компенсировать проведение 2–3 раза в неделю занятий с больными детьми. Что касается ответной помощи со стороны управления культуры и милиции, то она имеет, мы об этом уже говорили, скорее моральное значение, но социальным предпринимателем это оценивается высоко, поскольку миссия собственной организации рассматривается им идеализированно как некое общее дело социальных учреждений: «Быть полезными обществу в той сфере, в которой я это могу сделать» (из интервью с руководителем КЦ).

Другой тип взаимоотношений с партнерами установил социальный предприниматель А. Санкин, руководитель «Музея игрушки». Здесь наблюдается осознанное дистанцирование в отношениях с государством («никаких отношений»), что означает — ничего не просить, ни от кого не зависеть. Подобная позиция оправдана моделью социального предприятия, в которой отношения с основными клиентами и поставщиками определяются чисто рыночным посредничеством на основе спроса и предложения. Возможность реализации такой схемы обеспечивает большую независимость, но не предполагает полного исключения сотрудничества с бюджетными учреждениями социальной сферы, хотя делает его нерегулярным. Это сотрудничество прежде всего с музеями по изучению и обмену опытом, а также с образовательными учреждениями, студенты которых проводят в музее практику. В последнем случае скорее музей удовлетворяет потребности образовательных учреждений, чем наоборот.

В «Школе фермеров» взаимодействие с социальными бюджетными учреждениями, прежде всего, детскими домами, предполагается самой моделью. Договор с детским домом — средство доступа к целевой группе клиентов. Но если в случае Конного центра бюджетные учреждения являются инициаторами партнерства, в котором больше заинтересованы они сами, в «Школе фермеров» от режима вовлечения клиентов (а значит, характера договоренностей с детскими домами) зависит режим работы всего социального предприятия. Это и масштабы оказания услуг, и устойчивость результата, и возможности развития у клиентов-сирот желаемых знаний и навыков (через повторный приезд), и наконец, объем финансовых поступлений. Объем последних определяется не только непосредственными поступлениями за оплату летнего лагеря. Значительную роль играет, как мы помним, предсказуемость численности приезжающих групп, так как для них должна быть создана база сельскохозяйственных работ, которую кто-то должен готовить и воспроизводить, что также влияет на статьи доходов и расходов.

Но там, где более тесное взаимодействие, там вскрываются и проблемы. Проблема невозможности заранее прогнозировать число воспитанников, которые будут направлены за лето, уже описывалась выше. Еще одна упоминавшаяся и нерешенная сегодня проблема — решение краевых властей об установлении прямых договорных отношений между детскими домами и профтехучилищами о «поставке» выпускников, что нарушает непрерывность технологической схемы постинтернатного воспитания и обучения выпускников-сирот в «Школе фермеров». Следует вспомнить и другие примеры, связанные с функционированием трудовых лагерей для несовершеннолетних. Это и регулярные проверки (с требованием нумерации кружек, покраски кранов и проч.), и приостановка в 2008 г. работы летнего лагеря в связи с отсутствием надлежащей регистрации земли. В этой связи можно рассматривать и историю с письмом Р. Быкову представителя департамента образования края с предупреждением о том, что автору проекта «Туризм против преступности» не следует помогать, так как он не имеет отношения к образовательной сфере и не представляет бюджетное учреждение. Здесь примечательно не только то, что это говорилось о человеке с высшим педагогическим образованием и педагогическими заслугами как в области социального туризма, так и успешной тренерской работы с юношеской сборной. Автор письма искренне полагал, что негосударственное и необразовательное учреждение с подростками работать не должно, поэтому помогать ему не нужно.

Очевидно, что проблемы регламентации и «признания» социального предпринимателя в сфере социальных учреждений связаны не только с негосударственным статусом социального предприятия, но также с выбором сферы деятельности, выходящей «на поле», институционально сформированное «од бюджетные учреждения» (в данном случае — образования). В результате чего на индивидуального предпринимателя В. Горелова были распространены все требования (в отдельных случаях, как в примере с кружками, даже избыточные), которые предъявляются соответствующим бюджетным организациям, работающим с детьми. В нашей истории социальный предприниматель был к ним готов и реагировал конструктивно, но нетрудно представить, что многие менее подготовленные к работе на этом «институциональном поле» социальные предприниматели могли бы встретить непреодолимые для себя препятствия.

Пример еще одного кейса — театральная педагогика АНО «Пролог» — также говорит о трудностях встраивания в институциональную среду, предназначенную для бюджетных и высоко-регламентированных учреждений, хотя речь идет о людях, привыкших в них работать и знакомых с их спецификой. На первый взгляд кажется, что речь идет об обратном — о том, что команда энтузиастов-профессионалов, привыкших работать в бюджетных организациях, не смогла справиться с вызовами рынка и, поработав в частном секторе, вернулась в естественную для себя среду государственного образовательного учреждения. Однако, во-первых, «вызовы рынка» возникли не сами по себе — не в связи с ростом конкуренции или изменением спроса, а благодаря государственному вмешательству вначале в регулирование театрального образования (перевод специализации «режиссура детских самодеятельных коллективов» из ведения театральных вузов в ведение институтов культуры), а затем посредством усиления регламентации деятельности системы дополнительного профессионального образования и условий оплаты их преподавателей. Таким образом, социальное предприятие пострадало не от рыночной конкуренции, а оттого, что ценообразование произвольно регулируется государством.

Во-вторых, если говорить уже не о форме организации АЛО «Пролог», а о его инновационном социальном продукте, т. е. о системе обучения учителей творческому отношению к работе с детьми с использованием театра, то его продвижение могло иметь решение и в рамках государственных процедур и регламентации. Если бы организаторам АЛО удалось добиться утверждения государством новой специализации «театральная педагогика» в системе профессионального педагогического образования, можно было бы считать, что предприятие добилось главного результата. Дальше вопрос стоял бы только о тиражировании и развитии новой дисциплины. Причем, если бы государство не меняло правила игры несколько лет подряд, добиться утверждения новой дисциплины можно было и посредством социального предприятия. Через несколько лет успешной работы АНО «Пролог» могло получить статус вуза и тогда, вероятно, удалось бы запустить механизм утверждения новой специализации в соответствии с официальной процедурой. После того как «правила игры» изменились, энтузиастам театральной педагогики осталось отступить и найти «нишу» в сложившейся системе педагогических курсов, а также заниматься любимым делом на неформальной основе. Но это уже пример «встраивания» с потерями для социального предприятия и его дела — потерей независимости и самоокупаемости (отказ от модели социального предпринимательства), с одной стороны, и отступлением от реализации разработанной методики в полном объеме — с другой.

Фактически эта проблема раскрывалась в процессе обсуждения вопросов взаимодействия социального предприятия с государством и государственными учреждениями, а также на примерах описанных кейсов. Здесь можно было бы сделать некоторые выводы и предложить новые гипотезы.

Повышенное стремление к однородности и соответствию заданным государством правилам в бюджетных организациях либо у их постоянных партнеров считается характерной чертой не только российских, но также западных организаций и обозначается как институциональный изоморфизм [Ди Маджио, Пауэлл, 2010]. В России это явление наблюдается в бюджетных организациях в полной мере, здесь оно вытекает из субординации и тесного взаимодействия бюджетных организаций с государством в определении профессиональных стандартов, но мы практически не увидели его признаков у обследованных социальных предприятий. Последнее может объясняться их молодостью и непродолжительностью общения с бюджетной сферой, диверсификацией клиентов, среди которых наряду с организациями бюджетного сектора встречаются партнеры из частного сектора и НКО, а также, возможно, специфическими особенностями социальных предприятий, нами не до конца изученные.