Шрифт:
Время, проведенное Бернис в доме Анны, веселым не назовешь. Но несколько хороших моментов все же было. Например, Мэрилин с удовольствием показала сестре экранную пробу, которую она выполнила для «Фокс». Она потихоньку организовала просмотр только для нее. Были и другие приятные моменты. Иногда семья обедала вместе где-нибудь в городе. По выходным Мэрилин возила их в Лос-Анджелес на экскурсионные прогулки в Китайский театр Громана, на фермерский рынок, показывала дома некоторых знаменитостей (уличные мальчишки продавали точные карты с обозначением владений звезд, к их огромному недовольству) и другие привлекательные места Западного побережья, которые, по ее мнению, могли заинтересовать их, включая пляж. Сохранилось довольно много снимков на пляже в Санта-Монике. Мэрилин и Бернис все время болтали во время этих поездок. Они отлично проводили время. Тем временем Анна и Грейс пытались занять Глэдис беседой. Иногда им это удавалось, но обычно Глэдис оставалась внутри своей скорлупы. «Почему она не может просто хорошо провести время? Не понимаю я этого», — часто говорила Мэрилин.
Живя в лечебнице, Глэдис Бейкер привыкла к строгому распорядку дня. Было определенное время для приема пищи, для просмотра телепередач, для участия в каких-то мероприятиях, для чтения и сна. Много лет она жила в условиях жесткого распорядка, и, когда она вышла из больницы и стала жить с Анной и Мэрилин, она по-прежнему хотела, чтобы ее распорядок дня не менялся. Она хотела быть уверенной, что каждый следующий день будет похож на предыдущий. Это давало ей ощущение безопасности. Однако приезд Бернис совершенно изменил привычный распорядок жизни, который она старалась поддерживать в доме Анны. В течение трех месяцев она никогда не знала, куда она направится и что будет делать, когда окажется там, куда они едут. Однако Мэрилин хотела по крайней мере придумать такие занятия, которые понравятся ее матери, те, на которые у той может возникнуть некоторый эмоциональный отклик.
Однажды она попросила Грейс отвезти их всех в тот дом, который отец Глэдис, Отис Элмор Монро (тот самый, который повесился), выстроил своими руками. Но даже эта ностальгическая экскурсия не смогла вывести Глэдис из состояния безразличия; она совершенно никак не отреагировала, увидев старую ферму своего отца.
Затем Мэрилин попросила Грейс отвезти их всех в тот дом в Голливуде, который Глэдис купила много лет назад. Именно здесь Глэдис недолго жила вместе с Мэрилин и Аткинсонами. Она наверняка отреагирует на это место. Именно здесь произошел печальный срыв, отсюда ее увезли в психиатрическую лечебницу. Женщины долго сидели в машине перед домом, рассказывая разные истории о предметах мебели, которые стояли в доме, о фортепиано, которое Мэрилин так любила, о том, как Глэдис обещала, что она когда-нибудь будет прекрасно играть на нем, о цветах, которые всегда стояли в гостиной, о залитой солнечным светом кухне. Никакой реакции. К огромному огорчению Мэрилин, Глэдис ничего не чувствовала.
Бегство Глэдис
13 сентября 1946 года, через несколько месяцев после ужасного разговора с Джимом Догерти, Норма Джин и женщина, с которой, по ее словам, она жила — шестидесятилетняя вдова по имени Минни Вилетт, — встали перед судьей в Рено, штат Невада.
В иске по поводу развода, который Джим не смог оспорить (по-видимому, он боролся с ним до самого конца, все то время, пока Норма Джин не провела требуемые шесть месяцев в Лас-Вегасе), она сказала, что он осуществлял «чрезвычайную душевную жестокость, которая повредила [моему] здоровью». Во время слушания ее дела поверенный задал несколько вопросов. Она намеревалась постоянно жить в штате Невада? Да, ответила Норма Джин. Это было ее намерением с тех пор, как она прибыла сюда в мае? Да. Она планирует остаться в штате Невада на неопределенный срок? Да. Затем ее попросили описать, как именно Джим Догерти плохо обращался с нею. Норма Джин ответила: «Прежде всего, мой муж не поддерживал меня, он возражал против того, чтобы я работала, он критиковал меня за это. У него отвратительный характер, и он быстро впадал в гнев. Он трижды бросал меня в различных ситуациях, он критиковал меня перед друзьями и даже выгонял меня из дому». Она сказала, что его действия «расстраивают меня и заставляют сильно нервничать». Она утверждала, что не видит способа улучшить ситуацию или малейшей возможности договориться. Судья дал ей развод. Все слушание заняло около пяти минут, после чего Мэрилин прыгнула в самолет, летящий в Лос-Анджелес.
Когда Норма Джин вернулась домой, к тете Анне, все заметили, что она на седьмом небе от счастья. Бернис вспоминала: «Она сказала тете Анне, что чувствует себя потрясающе. Как только она увидела меня, она бросилась ко мне, обняла и закричала, смеясь: «Я снова свободная женщина. Это надо отпраздновать!»
Затем Мэрилин вошла в дом и нашла Глэдис. У нее было ужасное настроение. Она была страшно сердита, причем без какого-либо повода. Хотя Мэрилин неоднократно и, к сожалению, безуспешно пыталась достучаться до сердца своей матери, в этот раз она чувствовала, что у нее есть шанс. Возможно, она думала так из-за того, что сама ощущала эйфорию от долгожданной свободы и начинающейся карьеры. В тот день мать и дочь провели большую часть дня и начало вечера в сборах, намереваясь провести вечер в городе. Когда Глэдис вернулась, все женщины, жившие в доме, ощутили, что, возможно, удастся вытянуть ее из бесконечного страдания. Каждый раз, когда Мэрилин видела хоть небольшое улучшение состояния матери, она надеялась, что этот позитивный процесс продолжится. Она всегда цеплялась за надежду, что можно поддерживать здравость рассудка в Глэдис, если она будет «правильно вести себя», то есть если все вокруг нее будут действовать определенным образом — источать энергию. Она перепробовала множество различных тактик, но успех был минимальным, однако в тот вечер, казалось, она нашла то, на что Глэдис откликнулась — тот оптимизм, который, казалось, зажег пламя жизни в ее матери.
В тот вечер вся семья отправилась в ресторанчик «Моря Тихого океана» в центре Лос-Анджелеса. Мэрилин продолжала играть в тот образ, который она создала еще днем, — смесь доверительности и наивности, горделивого обаяния и... беззаботного достатка. Она была немного кокетлива и весела. Казалось, Глэдис нравилось наблюдать за ней. В тот вечер за столом сидели Глэдис и Анна, Грейс и ее сестра Юнис, а также Мэрилин и ее сестра Бернис. Дочь Бернис, Мона, также была с ними и могла впоследствии поделиться своими воспоминаниями.
Менеджером ресторана «Моря Тихого океана» был отец Беверли Креймер, Марвин. Он был добрым другом мужа Грейс, Дока. Когда все произошло, Беверли работала в ресторане официанткой; ей было около восемнадцати лет. «Грейс привела в ресторан всю семью, — вспоминала Беверли. — Я видела снимки, сделанные в тот вечер, и я хорошо все помню».
«Мы праздновали, — вспоминала Бернис. — В тот вечер все было прекрасно».
Мэрилин подняла бокал. «Выпьем за будущее! У всех!» — сказала она.
«Верно, за будущее», — согласилась Грейс.
«За будущее», — согласились все остальные.
Тепло улыбаясь Глэдис, Мэрилин повторила: «За будущее, мама». И в этот момент Глэдис подняла свой бокал и посмотрела на дочь. Это было мгновение, как луч света. Но ошибки не было. Глэдис действительно улыбалась.
«Я знаю, что все они очень тревожились за Глэдис, — рассказывала Беверли Креймер. — Всегда, когда она приходила к нам в ресторан, она выглядела очень несчастной. Однако в тот вечер, я хорошо помню, она была в приподнятом настроении. Она улыбалась. В тот вечер, казалось, она была дружелюбна ко всем, особенно к Норме Джин».