Известно, что Мэрилин умела придумывать различные истории, чтобы добиться симпатии разных людей. Одна из проблем, стоящих перед биографами Мэрилин Монро, — определить, какая из историй подлинная, а какая была лишь плодом ее переутомленного воображения. Короче говоря, со временем многие окружавшие ее люди поняли, что нельзя принимать все, что она говорит, за чистую монету. Во всяком случае, благодаря этой паре Мэрилин стала жить в лучших условиях. Затем, однажды ночью в ноябре 1947 года, произошло нечто необычное. Мэрилин позвонила Кэрроллам. Ее голос звенел от ужаса.

«Ко мне заглядывает какой-то ребенок!» — заявила Мэрилин.

«О чем ты говоришь?» — спросила Люсиль.

«За мной подглядывают».

«Но как?»

«У него лестница, он забрался на нее и смотрит на меня», — продолжала Мэрилин.

«Мэрилин, никакая лестница не дотянется до третьего этажа. Тебе, наверно, приснилось», — сказала ей Люсиль.

«Но я не сплю. Не сплю!»

Этот разговор грозил затянуться надолго, и, наконец, Кэрролл почувствовал, что у них нет другого выбора, кроме как поехать к ней. Кэрролл чувствовал, что у них полно хлопот с этой девушкой, и не знал, что теперь делать. «Однажды мы задумались об этом и поняли, что она завладела нашими жизнями, постоянно звоня и рыдая по телефону, — сказала Люсиль. — Мы не знали, что нам делать. Это было какое-то сумасшествие... С нас было достаточно. Она не понимала, что ей делать с собой [...], она просто распадалась на осколки. Мы любили ее, но все же хотели освободить свою жизнь от нее и связанного с ней безумия».

Кэрролл выполнил свое намерение, потому что к началу 1948 года Мэрилин уже не жила у них. В феврале они взяли Мэрилин с собой на одну вечеринку, где она встретила бизнесмена по имени Пат Де Сикко, голливудского плейбоя, который когда-то был женат на Глории Вандербилт. Он также был другом Джо Шенка, шестидесятидевятилетнего президента компании «20-й век Фокс». В тот момент Шенк попросил Де Сикко найти несколько моделей, которые украсят покерную вечеринку в его доме в субботу вечером. Де Сикко спросил Мэрилин, не заинтересует ли ее этот вариант. Они договорились, что все, что ей придется делать, — это наливать напитки друзьям Шенка и приятно выглядеть. Возможно, также придется принести им несколько сигар, но это все. Это выглядело достаточно легким делом и, казалось, открывало великолепные возможности. Мэрилин согласилась. Конечно, это было не все, чем пришлось заниматься на вечеринке, о чем Мэрилин узнала, когда приехала в особняк. Большая часть присутствующих дам — модели и начинающие актрисы — были согласны отдаться любому, так как большинство гостей имели вес в шоу-бизнесе. Однако Мэрилин держалась поближе к Шенку. К тому времени, когда вечеринка закончилась, он уже был без ума от нее, сказав, что она «искрится, как электрическая лампочка, и сверкает, как струи фонтана». На следующий день он послал за ней лимузин, чтобы пообедать с ней. В ту ночь она спала с ним.

«Не могу сказать, что мне это очень понравилось, — рассказывала позднее Мэрилин своей дублерше, Эвелин Мориарти, об этой встрече с Шенком. — Но должна тебе сказать, что я не чувствовала, что у меня есть возможность выбирать». Она сказала, что во всем был дешевый шик и вообще она чувствовала себя ужасно. «Мне казалось, что я продаю свою душу», — сказала Мэрилин. Однако она уже начала понимать то, что она назвала «голливудскими играми», и знала, что на самом деле у нее нет иного выбора, кроме как начать играть в эти игры, если она хочет когда-либо сделать себе имя в шоу-бизнесе. «Это было грустное осознание, — сказала она. — Но это правда». В дальнейшем они с Шенком продолжали поддерживать отношения в течение некоторого времени, и, в определенном смысле, она даже полюбила его.

Шенк убедил главу «Коламбиа Пикчерз», Гарри Кона, посмотреть пробы Мэрилин. Кон не заинтересовался. Однако ее пробы стали перебрасываться с одного рабочего стола студии на другой, пока наконец не попали на стол к главе отдела поиска талантов, Максу Арноу. Его они тоже не заинтересовали, но он попросил посмотреть их одного из преподавателей драматического искусства студии, Наташу Лайтесс. На нее они тоже не произвели сильного впечатления — казалось, эти пробы не были способны кого-либо впечатлить. Лайтесс отметила, что, похоже, Мэрилин страдает от неуверенности в себе. Однако, по мнению Наташи, в ней было что-то интересное. В Мэрилин было что-то трудноуловимое, что-то, что было связано с ее красотой и уязвимостью. Она решила поработать с ней, полагая, что «возможно, в ней есть некоторый потенциал». 9 марта 1948 года Гарри Кон решил предложить Мэрилин шестимесячный контракт на 125 долларов в неделю. Вот так неожиданно она стала работать в «Коламбиа Пикчерз».

Примечания

1. Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе.

Наташа

Наташа Лайтесс, которой в 1948 году было тридцать пять лет, рассказывала, что, когда Мэрилин Монро 10 марта 1948 года появилась в ее кабинете, на ней был красный шерстяной жакет и очень короткое платье с глубоким вырезом. Она назвала это «одеждой для проституток». Когда Наташа познакомилась с Мэрилин, ее подозрения насчет недостатка уверенности подтвердились. Наташа сказала, что Мэрилин была «неспособна найти утешение в собственной незначительности». Наташа была яркой личностью. Высокая и тонкая, как карандаш, с очень бледным лицом, что наводило на мысли о каких-то проблемах со здоровьем. Ее темные глаза с угрозой смотрели на окружающий мир, и она редко улыбалась. Она была настоящей актрисой и преподавателем актерского мастерства — все, что она когда-либо говорила об актерском искусстве, было, по ее мнению, правильным и невероятно важным. У нее было невероятное самомнение, и она строго судила любого, с кем сводила ее жизнь. Она также считала себя великим учителем. В то время Мэрилин нужен был кто-то достаточно сильный, на кого она могла бы опереться, — вторая Грейс Годдард, которая могла бы при этом не только мечтать о том, что Норма Джин станет звездой. У себя дома, в кабинете, Наташа собрала внушительную библиотеку по шоу-бизнесу, и Мэрилин начала глотать эти книги одну за другой. Две женщины проводили бесконечные часы, разговаривая об актерском искусстве и о том, как Мэрилин могла бы совершенствоваться. Наташа занималась с Мэрилин дикцией, ее манерой подачи материала, ее стилем. Часть из того, чему Мэрилин научилась у Наташи, впоследствии будет мешать ей при работе в кино. Она преувеличенно артикулировала каждый слог, а также движение губ еще до того, как начинала что-либо произносить, — это последствия ее работы с Наташей. Позднее Мэрилин пришлось переучиваться, избавляясь от этих вредных привычек. То, что было хорошо для комедии, не подходило для исполнения драматических ролей.

В начале работы с Наташей Мэрилин была, можно сказать, чистым листом, на котором любой мог изобразить свое видение актерского мастерства. «Как человек, она была почти полностью лишена силы духа, — говорила впоследствии Наташа о Мэрилин. — Можно с чистой совестью сказать, что она боялась собственной тени и была отчаянно неуверенной в себе, невероятно застенчивой, она никогда не знала, что говорить. Она все время спрашивала меня: «И что я должна сказать?» Я попыталась заставить ее начать интересоваться самой собой, начать обретать собственный позитивный опыт, но не знаю, удалось ли это. Она боялась окунуться в реальную жизнь. Да. Именно так... Мне кажется, Мэрилин отрицала себя истинную, за исключением своей яркой сексуальной привлекательности, единственного, в чем она была вполне уверена. Она знала, что это работало, — и она была столь же изящна в своей привлекательности, как пловец или балерина».

«Я хочу сделать тебя заново, — сказала Наташа Мэрилин. — Я хочу сделать из тебя великую актрису, задатки которой я в тебе подозреваю, хотя не совсем уверена в этом. Но для этого ты должна полностью подчиниться мне. Ты меня понимаешь?» Лесбийский намек Наташи был совершенно ясен.

Мэрилин все поняла, однако подчиняться она не собиралась. Она подчинилась Джо Шенку и сожалела об этом, несмотря на то, что это стало мощным толчком для ее карьеры. Она сразу решила, что Наташе Лайтесс уступать не намерена. Но отказывать бесповоротно она не хотела — пока.