Шрифт:
Мэрилин Монро вышла из своего дома утром 6 октября, чтобы встретиться с репортерами. Она была одета во все черное: облегающий черный свитер с соответствующей габардиновой юбкой и чулками, с черным кожаным поясом. Она обернулась к Джерри Гислеру, ища у него поддержки, и он сказал им, что «сегодня утром мисс Монро не сможет ничего вам сказать. Как ее поверенный, я говорю за нее и могу только сказать, что эти прискорбные события были вызваны карьерными разногласиями». Репортеры продолжали выкрикивать свои вопросы. Мэрилин, казалось, вот-вот упадет в обморок. «Я ничего не могу сказать вам сегодня, — произнесла она почти шепотом. — Я сожалею. Очень сожалею». Затем она сломалась и начала плакать, уткнувшись лицом в плечо поверенного. Никогда ни один репортер и мечтать не мог о столь мелодраматическом кадре, заслуживающем освещения в печати. Даже когда она не думала играть на публику, Мэрилин Монро всегда смотрелась потрясающе. Во всем мире тем вечером и на следующий день появились фотографии с той краткой пресс-конференции. Это не было актерство. «В тот день она дошла до края, — говорила Марибет Кук. — Джерри пришлось прямо оттуда отвезти ее к врачу, где ей дали еще таблеток, чтобы она смогла дотянуть до конца дня. Затем он отвез ее домой, где она сразу упала на кровать. Она не хотела ни с кем разговаривать. Я все время думаю о том, что в то время ей было всего 28 лет. Как долго вы бы могли выносить такую жизнь?»
Действительно, в то тяжелое для нее время Мэрилин практически ни с кем не общалась, и даже ее любимая сестра Бернис не могла достучаться до нее. Поэтому 8 октября она послала ей письмо:
«Дорогая Мэрилин!
Новости о тебе и Джо стали для нас настоящим ударом, и нам очень жаль слышать все это. Я знаю, что ты очень одинока сейчас, — так соберись и приезжай погостить к нам, возможно, это поможет тебе развеяться. Понятно, что ты очень занята все время, но, если бы ты смогла прилететь сюда хотя бы на несколько дней, я уверена, ты бы почувствовала себя намного лучше. Мы все те же, какими ты знала нас в прошлом, — правда, немного потолстели и постарели, ха-ха. Мона Рей очень занята в школе, и ей это нравится. В этом году она очень старается стать лидером школьной команды поддержки для футбольной команды в этом году. Мы очень любим тебя и надеемся вскоре увидеть.
Твоя сестра
Бернис».
Если бы Бернис знала о некоторых неприятных ситуациях, происходивших в жизни ее сестры, она бы, возможно, еще настойчивее приглашала бы ее пожить у них в Детройте. Однако Мэрилин скрывала многие печальные моменты даже от своей сестры. Прежде всего, она не хотела волновать ее. Во-вторых, она просто не хотела передавать ей информацию, на случай, если попытка какого-нибудь ушлого репортера обмануть ее увенчается успехом. Каждый раз, когда она разговаривала с Бернис, она, прежде чем закончить разговор, произносила одно и то же: «Пожалуйста, обещай мне, что ты ничего и никому не будешь рассказывать обо мне». Учитывая, что им пришлось пережить вместе, можно было подумать, что Бернис будет последним человеком, по поводу несдержанности которого Мэрилин могла бы беспокоиться. Однако сестра Джима Догерти передала историю о Мэрилин в печать, и даже при том, что она показывала Мэрилин в весьма выгодном свете, для нее это стало очень неприятным открытием. Получалось, что верить нельзя никому.
Синатра
Одним из тех людей, которым Мэрилин Монро действительно доверяла в это время, был Фрэнк Синатра. Лена Пепитоун, ее секретарь, вспоминала, что, когда развод Мэрилин с Джо ДиМаджио подходил к завершению, она несколько недель жила с Фрэнком Синатрой, чтобы восстановиться эмоционально. Большая часть воспоминаний в книге, которую Пепитоун написала совместно с Уильямом Стэдиемом в 1971 году, называющейся «Мэрилин Монро — конфиденциально», подвергается сомнению. Однако эти ее воспоминания истинны.
Сейчас трудно определить, когда Фрэнк и Мэрилин встретились впервые. Она всегда была поклонницей Синатры. Друг Синатры, Джой Бишоп, вспоминал о том, как где-то в пятидесятых Мэрилин пошла посмотреть на Фрэнка в Копакабане. «Я играю, и где-то посередине выступления появляется Мэрилин Монро. Она входит в зал так, как будто является владельцем заведения, — вспоминал Бишоп. — Конечно, я потерял внимание публики. Кто будет обращать внимание на меня, когда появилась сама Мэрилин Монро? В зале не было ни одного пустого места, так ей принесли отдельное кресло и поставили его в четырех футах от меня. Я посмотрел на нее сверху вниз и сказал: «Мэрилин, я думал, что сказал тебе, чтобы ты подождала в машине». Как и многие, кто сталкивался с Мэрилин, Джой немного преувеличивает. На самом деле Мэрилин была в то время с группой друзей в Нью-Йорке и решила, что хочет посмотреть концерт Синатры в Копакабане. Однако все билеты были проданы. «Ну и что? — спросила она друзей. — Разве это меня касается? Конечно, мы сможем войти». Мэрилин и ее приятели взяли такси и поехали в ночной клуб. Как только руководство увидело ее, были быстро приняты соответствующие меры. Они быстро внесли и установили стол в забитом зале, — Синатра был уже на сцене, но еще не начал представление. Бишоп видел, как штат Копакабаны постелил белые скатерти и перетащил стол в пустой угол прямо на глазах посетителей переполненного зала клуба. Фрэнк перестал петь, подмигнул Мэрилин и продолжил выступление.
В это время — это был 1954 год — Фрэнк Синатра был очень несчастен из-за постепенного разрушения его брака с актрисой Авой Гарднер, про которую он говорил, что она была самой большой любовью в его жизни. Теперь они с Мэрилин утешали друг друга в их потерях: Фрэнк страдал по Гарднер, а Мэрилин — по ДиМаджио. Еще один друг Фрэнка, Джимми Вайтинг, вспоминал: «Она по-настоящему зависела от Фрэнка». Она постоянно звонила ему по вечерам и нередко говорила: «Если у меня возникает какая-нибудь проблема, я точно знаю, что только один человек сможет мне помочь — Фрэнки». Фрэнк относился к ней так: «Эй, если я могу выручить даму, то я это сделаю. Она — милый ребенок».
Джим Вайтинг вспомнил забавную историю относительно Синатры и Монро. «Он услышал, что вы знаете, что под трусиками у Мэрилин было видно во время съемок известной сцены в фильме «Зуд седьмого года», ну, той, где юбка ее платья взлетает вверх. Так он достал «экранную копию» фильма и пригласил целую кучу парней посмотреть ее [...], ну, вы знаете, что. Мы сидели в его затемненной комнате, смотрели фильм и ждали, ждали, ждали этой сцены! Наконец, юбка начинает подниматься и все вытянули шеи... Платье поднялось, и... и ничего». Ничего не было видно! Фрэнк сказал: «Черт возьми! Если бы она хотела увеличить кассовые сборы до небес, единственное, что ей надо было сделать — это показать свою... ну вы знаете что». Правда, он называл вещи своими именами».
Уже живя вместе, Фрэнк и Мэрилин признавались в том, что все еще любят своих бывших супругов. Поэтому какое-то время между ними не было интимных отношений. Они только разделяли общее одиночество. Фрэнка больше ничего не интересовало, хотя его друзья не могли этого понять — ведь рядом с ним находилась одна из самых красивых и популярных кинозвезд, а он не был близок с нею.
В то время Мэрилин имела привычку не носить дома никакой одежды. Каждый, кто ее хорошо знал, помнил об этом. Она всегда говорила, что предпочитает ходить голой; ее друзья и прислуга часто видели ее в таком виде. Живя вместе с Фрэнком, она не изменила этой привычке. Как рассказывал один из друзей Синатры, однажды утром он проснулся, вышел на кухню в одних шортах и увидел Мэрилин, стоящую перед открытым холодильником. Она, сунув пальчик в рот, стояла в чем мать родила и выбирала между апельсиновым и грейпфрутовым соком. «О, Фрэнки, — сказала она, изображая смущение, — я не знала, что ты встал в такую рань».