Началась Первая мировая война, и по мере того как военно-морские силы Великобритании, установив блокаду, стали пытаться взять Германию измором и заставить ее капитулировать, Берлин начал свое медленное и мучительное сползание в бездну. Во время этой ежедневной борьбы на плечи Франциски легла дополнительная ответственность: ей пришлось взять на себя заботу о своей шестнадцатилетней сестре Гертруде, которую отправили к ней в 1915 году. Некая фрау Петерс сдала сестрам комнату в своей квартире, расположенной в доме № 17 по улице Neue Hochstrasse – мрачной и унылой улице в северной части центрального Берлина, где, как написал один из журналистов, «живут простые люди, дни которых протекают в бесконечном однообразии» {5}.

В конце того лета материальное положение Франциски значительно улучшилось, поскольку она получила работу на заводе электротехнической кампании Allgemeine Elektrizitäts Gesellshaft (AEG, позднее AEG Farben) в Берлине {6}. Массовый призыв в армию и бесконечные месяцы сражений привели к тому, что на предприятиях Берлина почти не осталось рабочих-мужчин, и вскоре их место на производстве стали занимать женщины. «Каждая женщина Германии, – так сообщала государственная пропаганда, – является солдатом в этой экономической войне» {7}. В ходе Первой мировой войны более трех миллионов немецких женщин пришли в промышленное производство, воспользовавшись возможностью обеспечить себе стабильную работу как раз тогда, когда простым людям сильно не хватало уверенности в завтрашнем дне. {8} Работа на предприятиях, производящих военную продукцию, была одной из работ, которая гарантировала повышение заработной платы, стабильную занятость и особые преимущества – дополнительные купоны на муку, мясо и жиры. Это было особенно ценно в то время, когда изо дня в день город жил все труднее и труднее {9}.

Тот завод компании AEG, на котором работала Франциска, существует и сегодня, это – монументальное со-оружение из стекла и бетона, расположенное по адресу Ackerstrasse, 71, неподалеку от многоквартирного дома на Neue Hochstrasse, где жила Франциска. По иронии судьбы большая часть этого архитектурного комплекса, построенного на месте бывшей бойни, была спроектирована Петером Беренсом, одним из любимых архитекторов великого герцога Эрнста-Людвига {10}. Перед войной этот завод выпускал электрогенераторы и моторы, в военное время здесь делали вооружение и военную технику, включая полевые телефоны, авиационные моторы, пулеметы и боеприпасы {11}. Франциска работала на сборочной линии, она проводила финишную обработку готовых, прошедших сборку гранат, что при часто имевших место нарушениях техники безопасности было смертельно опасно. Ей день за днем приходилось иметь дело со взрывчатыми веществами и вредными для здоровья химическими соединениями в условиях, при которых производственные травмы, нередко со смертельным исходом, происходили все чаще и чаще {12}.

Весной 1916 года, как вспоминал один берлинец, «такой теплой и солнечной, что она казалась несвоевременной и неуместной в городе, который по-прежнему ежедневно посылал сотни мужчин на убой» {13}. Франциска встретилась с одним из таких мужчин – с молодым солдатом, который проходил подготовку в Берлине. Скоротечный роман, подгоняемый необходимостью, рожденной отсутствием уверености в завтрашнем дне, вскоре завершился помолвкой. Затем жених в составе своей роты ушел на фронт, вполне вероятно, что помолвка и была отмечена той единственно сохранившейся фотографией Франциски {14}. Имя жениха затерялось в истории, но его судьба стала известна. Этот солдат попал в действующую армию, но не на Западный фронт, как об этом предварительно сообщалось, а на Восточный, в Галиции. В начале лета 1916 года он умер от раны, полученной в бою {15}.

Шла война, и подобная трагедия была, увы, предсказуема, но возможно, что эта смерть могла совпасть с критической ситуацией в личной жизни Франциски. Около 1920 года она забеременела. То, что такое событие имело место, ею было признано, правда, при этом она настаивала, что она родила сына от Александра Чайковского, зачатого, когда он изнасиловал ее после массовой казни в Екатеринбурге. Такую историю она могла придумать, чтобы объяснить, почему оставшаяся в живых великая княжна Анастасия не является девственницей. Гинекологическое обследование, проведенное в 1951 году в Германии, позволило установить, что Франциска родила ребенка, либо перенесла выкидыш на позднем сроке беременности, или сделала аборт. {16}

Позднее семья Франциски настаивала на том, что она никогда не была беременной и не рожала, по крайней мере до февраля 1914 года. Однако есть свидетельства, позволяющие сделать предположение, что летом 1916 года, в период, совпадающий по времени с ее единственным известным романом, Франциска могла забеременеть. В это время произошел внезапный и достаточно серьезный разрыв в отношениях между ею и ее сестрой Гертрудой. Случившаяся ссора была настолько серьезной, что Франциска неожиданно съехала из комнаты, которую они вместе с сестрой снимали в доме № 17 по Neue Hochstrasse {17}. Позднее Гертруда пыталась преуменьшить масштабы этой ссоры, говоря, что имел место только неожиданный переезд сестры. «Я не знаю, почему она решила съехать», – настаивала Гертруда и высказывала предположение, что, возможно, Франциска считала, что «цена за проживание была слишком высокой» {18}. Это звучит не слишком убедительно. Сестры снимали комнату у фрау Петерс больше года, обе они в то время работали на заводе комапнии AEG, и ничто не указывает на то, что Франциска испытывала финансовые затруднения.

Решение Франциски тем более удивительно, что она даже не переехала в другой дом. У Анны Вингендер была квартира на четвертом этаже, в которой она проживала вместе с двумя дочерьми, тринадцатилетней Розой-Доротеей, которую все звали Дорис, и девятилетней Луизой (ее старшая дочь Кэт в то время жила в другом месте) {19}. Анна Вингендер и спасла положение. «Мне всегда было жаль Франциску», – говорила она, пытаясь объяснить, почему молодая женщина из Хигендорфа в первую очередь пришла к ней с просьбой приютить ее {20}. Отношения между Франциской и Гертрудой так и остались напряженными; несмотря на то что одна жила на три этажа ниже другой, Гертруда никогда не заходила к своей сестре {21}.

Все это тем более не поддавалось объяснению, потому что, как позднее объясняла Гертруда, Франциска внезапно заболела. Ее тошнило, она мучалась слабостью и падала в обморок. Все эти симптомы, несомненно, позволяли предположить, что она была беремена и, возможно, сделала аборт {22}. В разгар продолжающейся войны Франциска оказалась совсем одна лицом к лицу с неизвестным будущим. Дело не только в позоре, который навлекала на себя мать-одиночка в то время. В 1916 году все женщины, ожидающие ребенка, воспринимались как тяжкое бремя, нерациональный расход и без того скудных ресурсов. Разумнее было отдавать имеющиеся ограниченные запасы тем, кто активно работал на укрепление боевой мощи страны {23}. Беременных женщин увольняли с работы, а потеря работы на заводе компании AEG означала потерю в это тяжелое время права получать дополнительный продовольственный паек. Если Франциска действительно была беременна, все эти соображения могли подтолкнуть ее к аборту, которые происходили сравнительно часто в Берлине в 1916 году. Такой вариант развития событий позволяет объяснить неожиданный разрыв Франциски с Гертрудой, ее неподдающийся объяснению переезд в квартиру Вингендер, а также плохое самочувствие. Это не противоречит тому, что Франциска рассказала Дорис Вингендер, что поссорилась со своей сестрой Гертрудой из-за того, что та писала матери в Хигендорф, рассказывая «всякие сказки» о поведении Франциски {24}.