Но когда я открыла глаза, я все еще держала его чашку в руках. Я покачивала ее, шурша остатками виноградно-ореховых хлопьев в молоке, в надежде прочитать по ним будущее, как по чайным листьям, но я видела лишь «Я не хочу больше быть твоим мужем» .

Дорогая Дэб,

Мне было тринадцать лет, когда я стала свидетелем первого чуда в моей жизни. Взгромоздившись на первый ряд галереи для хора, расположенный высоко над алтарной частью церкви Святого Сердца, я направила взгляд на сестру Игнатию. Стоя перед нами, она размахивала своей дирижерской палочкой так, словно руководила Мормонским табернакальным хором, а не двадцатью ученицами средней школы. Я присела, чтобы тяжелый рукав ее черной рясы не задел моего лица, когда она подавала знак группе альтов.

Церковь была полна народа. Все пришли отпраздновать Майскую коронацию, ежегодную церемонию в честь Пресвятой Богородицы, и наполнить сердца новыми надеждами. Со своего места, высоко над переполненными скамьями, я чувствовала прохладу весеннего воздуха, наполненного ароматом сирени. Мне было хорошо видно каждого, кто обратил внимание на мою сестру Барби, которую выбрали в этом году для коронации статуи Девы Марии. Она выглядела как маленькая невеста, неторопливо минуя проход в струящемся белом платье со шлейфом. Цветочная корона, которую она несла в руках, вздрагивала с каждым крошечным шагом, который она делала в направлении алтаря.

«Неси цветы прекраснейшей, неси цветы редчайшей», – пел хор, когда Барби приблизилась к статуе Девы Марии в полный рост в центре алтаря. Она слегка заколебалась у подножия шаткой деревянной лестницы, стоявшей перед статуей. Клирос начал припев: «O Мэри, сегодня мы возлагаем корону из цветов на тебя, королеву ангелов, королеву мая… » Барби преодолела три ступеньки и потянулась вверх обеими руками, пытаясь положить венок на голову Марии.

Ей не хватало около десяти сантиметров. Она попробовала снова. Поднявшись на цыпочки Барби тянулась выше и выше, но цветочная корона едва коснулась губ Марии. Я перестала петь и не могла дышать. Сестра Игнатия выглядела так, словно ей под рясу забежала мышь. Она беззвучно артикулировала « Продолжаем петь» .

«O Мария, мы увенчаем тебя цветами сегодня» .

Барби пыталась снова и снова, но ей никак не удавалось дотянуться до головы Марии. Я искала в толпе моего отца и молилась, чтобы он появился и помог ей. Я молилась, чтобы он был рядом и поднял ее так высоко, чтобы она смогла короновать Марию. Я зажмурила глаза и продолжала молиться, а хор в это время пел припев снова и снова. « О Мария, мы увенчаем тебя цветами сегодня …» Несколько девочек тянули сегодня-я-я-я .

Когда я открыла глаза, Барби, отступив от статуи на шаг назад, стояла и просто смотрела на корону в своих руках. Казалось, что прошел целый час. Я был уверена, что она чувствует сотни глаз на своей спине.

И тогда произошло чудо.

Барби подняла голову, посмотрела на Марию и, сказав ей что-то, снова поднялась на верхнюю ступеньку лестницы. Она поцеловала цветочную корону, и все в церкви ахнули, когда она, подняв руки высоко над головой, подпрыгнула, как будто пыталась достать до ветки дерева над головой. Все глаза по-прежнему следили, как она, развернувшись, спускается по этим шатким ступенькам. Когда она скользнула к передней скамейке и села, вся церковь ахнула снова. Крошечная цветочная корона из сирени и гипсофилы светилась ярко, как ореол на голове Марии.

У стойки регистрации после службы дети окружили Барби, забрасывая ее вопросами, как журналисты после катастрофы. Как корона попала на голову Марии? А ты действительно прыгнула? Как ты дотянулась так высоко? У Барби не было ответов.

– Вы знаете, что у Марии голубые глаза? – все, что она сказала им.

Но я знала, что Барби не прыгала, как все подумали. Ее подняли. С моего места, на высокой галереи для хора, мне было ясно видно пространство в пятнадцать сантиметров между ее ногами и верхней ступенькой, как будто дух держал ее, пока она возлагала венок на голову Марии.

Дорогая Дэб,

Моя подруга Сьюзен решила оставить работу, чтобы растить своих четырех детей. Когда они были маленькие, ее муж часто бывал в деловых разъездах с понедельника по пятницу. Сьюзен рассказывала, что она не пережила бы эти дни без леденцов «Спасательный круг».

Всех четырех детей она родила в течение шести лет. Она вспоминала, что в годы их учебы в начальной школе она чувствовала себя скорее бордер-колли [3] , чем матерью. Каждый буднее утро она собирала по дому четверых детей для завтрака на кухне, а затем разгоняла по своим комнатам, чтобы они переоделись в школу. Поскольку разница в возрасте детей была очень мала, стоило одному пожаловаться на боль в животике, как остальные тут же начинали подпевать хором ту же песню. Случались дни, когда лай был единственным средством заставить их пойти на занятия.

В такие дни Сьюзен сажала в автобус не одного плачущего ребенка. Она оставалась одна на дороге, помахивая им вслед рукой, и чувствовала себя такой несчастной, что, как только автобус поворачивал за угол, Сьюзен мчалась в магазин за четырьмя пакетами леденцов «Спасательный круг». Она спешила в школу до утреннего перерыва, тихо стучала в классную дверь и просила выйти своего ребенка в коридор.

– Я так сожалею, что ругала тебя утром, – говорила она, доставая из глубин своих карманов пакет. Она разрывала фольгу упаковки и протягивала малышу конфету. – Вот, дорогой, возьми «Спасательный круг», – она брала следующий леденец себе и они вместе смеялись, если он оказывался такого же цвета, как первый. Она обнимала их на прощание и, вложив в их маленькие ручки весь пакет, говорила: – Ты можешь поделиться конфетами со своими друзьями на перемене. Я люблю тебя.